Поездка по запруженным в час пик улицам заняла у них не меньше получаса. К тому времени, когда Скотт подъехал к больнице, Лоренс уже сидел как на иголках.
Он пронесся по коридорам в отделение, и сердце его упало, когда, распахнув дверь палаты, увидел, что мать одна. Она полулежала, опираясь на подушки, и слушала радио в наушниках, которые немедленно сняла, увидев сына. Ее бледное, изможденное лицо озарилось теплой улыбкой.
— Лоренс! Мне говорили, что ты приходил, когда я спала. Я боялась, что сегодня у тебя уже не будет времени меня навестить.
— Я нашел время. Хотел удостовериться, что с вами все в порядке. Как вы себя чувствуете?
Он склонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и ощутил легкий знакомый аромат, который помнил с детства. Кожа матери была мягкой и морщинистой, как увядшие розовые лепестки, которыми когда-то была полна ее спальня. Они лежали в бесчисленных баночках, наполняя воздух ароматом, и Лоренс любил пересыпать их с руки на руку, когда бывал там. Уходя, он уносил этот запах с собой на коже и одежде. Когда мать ушла, отец приказал все выбросить из ее комнаты и как следует вымыть, но запах сохранился и поныне.
Она подняла руку и на мгновение прикоснулась к его щеке.
— Мне намного лучше. Говорят, я смогу вернуться домой через несколько дней. Мне нужны обследование и отдых, но сердце уже ведет себя примерно.
Лоренс придвинул к кровати стоявший неподалеку стул и сел.
— Все равно вам теперь придется больше заботиться о своем здоровье. Вы ведь не хотите очередного приступа?
Она поморщилась.
— Конечно нет. Я ненавижу больницы, особенно такие большие, как эта. Здесь так тоскливо! Я сделаю все, чтобы никогда не возвращаться сюда. О, Лоренс, спасибо за прекрасные цветы! Ты превратил эту скучную палату в настоящий сад. С тех пор как проснулась, я только и делаю, что любуюсь на них. А запах просто сказочный, правда?
Он взглянул на цветы.
— Пахнут в основном фрезии, но я помню, что ты очень любишь нарциссы.
Она улыбнулась.
— Спасибо. — И, указав на вазу с фруктами, добавила: — Это Мэй принесла. Мне в жизни столько не съесть. Жаль, если пропадут. Возьми вот это яблоко — оно очень вкусное.
Лоренс покачал головой.
— Я только что ел. — Он помедлил, а потом, стараясь говорить небрежно, добавил: — Мэй заходила недавно?
Мать скользнула по его лицу прищуренным проницательным взглядом.
— Да. Она побыла здесь недолго, затем сказала, что ей нужно возвращаться домой. Она казалась расстроенной — у вас с ней был какой-то разговор?
Его сердце заколотилось.
— Расстроенной? Почему вы решили, что она расстроена? Что она говорила?
Мать протянула руку и накрыла его ладонь. Кожа была сухой и на ощупь напоминала бумагу, но прикосновение оказалось приятным.
— Она ничего не сказала. Мне просто показалось, что с ней что-то не так. Я очень люблю Мэй. Не обижай ее, Лоренс.
— Ни за что на свете! — У него перехватило дыхание, и слова прозвучали грубовато и хрипло. Он глубоко вдохнул, стараясь взять себя в руки. — Почему вы решили, что я на это способен?
Мать смеялась, определенно смеялась!
— Что здесь смешного? — Лоренс не выносил, когда над ним смеются, особенно когда сам не расположен был шутить.
— Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой?
Он боялся, но не хотел признаваться в этом матери, поэтому заговорил о другом:
— Вы не хотите пожить у меня, когда выйдете из больницы, или предпочтете остаться у Мэй?
Она пристально смотрела на Лоренса, перебирая его пальцы своими.
— Я тронута твоим предложением, Лоренс, но не смогу вернуться в тот дом. Я была так несчастна там, меня будут преследовать воспоминания. И потом, у меня много друзей в «Тихой гавани». Я буду скучать по ним, если уеду. Это самый счастливый дом в моей жизни; я хотела бы провести там остаток своих дней.
Его не удивили слова матери, но он чувствовал, что должен предупредить ее о возможных проблемах.
— Ты не можешь рассчитывать на это. А что, если Мэй закроет пансион? Выйдет замуж, например?
Мать рассмеялась.
— Она пообещала детям, что они не расстанутся с домом, пока не повзрослеют, а Бетти всего шесть лет. Сомневаюсь, что дотяну до ее совершеннолетия.
Лоренс нахмурился, уставившись в пол.
— Но что, если Мэй не придется при этом продавать «Тихую гавань»? Что, если… скажем… она выйдет замуж за очень обеспеченного человека? Тогда у нее не будет необходимости держать платных постояльцев, не так ли?
— Не думаю, чтобы она выгнала из дома Нэнси, и Билла, и всех остальных. Независимо от того, сколько денег будет у ее мужа.
— Нет, конечно, вы правы, — согласился он. — Уж слишком она мягкосердечная.
— Не мягкосердечная, Лоренс, а просто сердечная. И щедрая. И добрая. И любящая. Мэй совершенно удивительная. Можно искать всю оставшуюся жизнь и не найти такую же удивительную девушку, как Мэй.
Их глаза встретились. Лоренс встал, стараясь казаться невозмутимым.
— Что ж, мне пора возвращаться в офис. — Наклонившись, он снова поцеловал мать в щеку. — Вам что-нибудь нужно? Я зайду завтра днем и могу принести все, что угодно.
— У меня есть все необходимое, спасибо, Лоренс, — проговорила она с легким вздохом удовлетворения.
Выходя из палаты, он желал бы сказать то же самое и о себе. Долгие годы он плыл по течению, даже не думая о том, в чем действительно нуждается. Ему даже в голову не приходило, что его жизнь лишь пустая, гулкая оболочка, не наполненная истинным смыслом.
Слишком поздно он осознал насущную необходимость любви и боялся, что и понимание себя пришло к нему слишком поздно. Он любил Мэй, но даже не представлял, как она относится к нему. Он вообще не понимал ее. Почему ему потребовалось столько времени, чтобы догадаться, что он так мало разбирается в женщинах?
Лоренс считал, что женщины должны быть такими же, как Ванесса, — красивыми, изысканными, холодными. А между тем правда заключалась в том, что Ванесса была полной противоположностью тому, что он подспудно искал. Встреча с Мэй доказала ему это, но он по-прежнему оставался слепым и беспомощным во всем, что касалось женщин — и особенно Мэй.
В конце коридора послышалось многоголосое возбужденное бормотание, и через секунду из-за угла показались друзья его матери из «Тихой гавани»: Нэнси в ярко-голубой вязаной юбке и блузке в тон, с плетеной корзинкой, Билл в старом твидовом пиджаке и брюках с подтяжками, а следом за ними и все остальные.
— Мэй сказала, что ей намного лучше. Вам тоже так показалось? — спросила Нэнси. — Я испекла овсяное печенье без жира — это очень полезно для ее сердца.
