Бак передал ему подлинник, потом сел и стал ждать.
«Что ты пытаешься доказать?», — спросил Харви. Баку совсем не понравился собственный ответ. Он знал, как отчаянно держалась Карли за то немногое, что знала о своем прошлом. Он понимал, какой это будет для нее удар, если ей придется расстаться и с этим. Бак знал и то, что она будет потрясена, если он точно докажет, что она не та, за кого себя принимает.
Но если обнаружилось бы, что она была Лорой, это не означало, что ей придется быть ею. Она может остаться такой же нежной, ласковой, чуткой женщиной, какой она была эти три года. Она может продолжать пользоваться своим новым именем, если это так важно для нее. У него с этим не будет никаких проблем, и он думает, что у Морин тоже не будет. До тех пор, пока Карли не признает истину. До тех пор, пока она не осознает, какое место в ее жизни занимали он и этот город.
Пока она не признает его в своей жизни? Хотел бы он этого?
Он хотел ее.
Такую, как она сейчас.
Только, ради Бога, не такую, какою ее сотворил Господь.
Харви просунул голову в дверь:
— Нигде никаких следов.
Это означало, что Джонсоны умерли. Тогда следующим шагом будет другой междугородний телефонный звонок в Техас. Бак будет запрашивать свидетельства о смерти.
Телефонистка, ответившая на вызов, сразу попросила его подождать и отключилась с линии, прежде чем он успел что-либо сказать. Бак все еще ждал, когда вошел Харви.
— Хэзел звонит по другому телефону. Она хочет, чтобы ты зашел в гостиницу, говорит, что-то случилось с Карли.
Сердце Бака неровно забилось; он вскочил, схватил свой пиджак и выскочил из комнаты. Позади себя он слышал, как Харви говорил Хэзел, что он уже идет.
Хэзел ждала его в коридоре, около комнаты Карли.
— Она выглядит ужасно, Бак, — сказала Хэзел, ломая руки. — Я пыталась отправить ее к доктору Томасу, но она говорит, что это только головная боль и что я должна позвонить тебе. Только головная боль, ничего себе… Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро заболевал. Мне пришлось помочь ей подняться по лестнице. Она едва могла…
Бак дотронулся до ее руки, успокаивая.
— Я осмотрю ее, хорошо?
Дверь в комнату Карли была открыта на несколько дюймов и свет выключен; в комнате висело ощущение уныния. Карли лежала на кровати, полностью одетая, совсем как в прошлый раз, но она не спала. Жалкое, полное боли бодрствование. Увидев его, она улыбнулась, но ее улыбка была больше похожа на гримасу.
— Это у тебя? — прошептала она.
— Что «это»? — спросил Бак, склоняясь над кроватью.
— Мои таблетки. Пилюли. — Ее голос звучал слабо. — Ты взял их в прошлый раз, помнишь? Они были у тебя, когда мы спускались вниз, и я забыла.
Нахмурив брови, Бак грубо выругался про себя. Это он отобрал у нее пузырек с таблетками на прошлой неделе. Он вынул его из ее пальцев, пока она спала, и спрашивал доктора Томаса об этом лекарстве. Позже, когда Карли проснулась, она просила отдать их, а он вместо этого настоял на том, чтобы присоединиться к ней в ресторане, внизу. Потом была сцена с Морин, и Карли потеряла сознание, а он…
У него не было ни малейшего понятия, что он сделал с пузырьком. Остался ли он в кармане его формы дома? Выбросил ли он его где-нибудь? Может, он потерял его?
— Черт возьми, Карли, извини, — пробормотал он. — Я не знаю… Я позвоню доктору Томасу и посмотрим, не сможет ли он дать тебе что-нибудь подходящее, о'кей?
Бак увидел тревогу, которая блеснула в ее глазах. Карли уже приходилось быть захваченной врасплох этой головной болью. Она знала, что это такое — пережидать боль, пока она не пройдет, и эта мысль испугала ее.
Когда Бак поднял телефонную трубку одной рукой, он дотронулся другой рукой до ее щеки, вытирая на коже испарину и нежно гладя ее мягкую кожу.
— Все будет хорошо, дорогая, — заверил он ее. — У доктора есть что-нибудь.
И, конечно, доктор помог. Он тут же запер свою приемную и пришел, принеся шприц и маленький пузырек.
— Сейчас все будет хорошо, — сказал он, оттесняя Бака с дороги и по-отцовски похлопывая Карли. — Мы устроим тебя поудобнее, а потом я дам тебе что-нибудь успокаивающее. — Не меняя интонации, доктор сказал — Бак, выйди, пожалуйста, и пришли сюда Хэзел.
Бак хотел запротестовать, но не стал. Когда доктор начал здесь свою практику, Бак узнал у врачей в Линкольне, что в том, что касается пациентов, со стариком лучше не спорить. Поэтому он ждал снаружи, в коридоре, молча коря себя за то, что взял лекарство, в котором, он знал, Карли так нуждалась. Если бы не он, она могла бы принять таблетки, как только началась головная боль. Если бы не он, то все не зашло бы так далеко. Карли бы уже заснула и не испытывала боли.
Наконец дверь снова открылась, Хэзел и доктор вышли.
— Ты можешь сейчас войти. Она знает, что делать, когда проснется. Она уже проходила через это раньше, — сказал доктор. — И держи рецепт, заполненный для нее, хорошо? Только на тот случай, если это повториться.
Бак взял рецепт, поблагодарил старого доктора, потом вошел в комнату. Карли уже спала. Напряженные от боли линии ее лица уже начали смягчаться. Она лежала на спине, удобно устроившись под одеялом, только кусочек бледно-зеленой ночной сорочки виднелся около ее шеи. Щеки Карли уже немного порозовели, и дыхание казалось менее напряженным.
Понимая, что причинил ей боль, Бак почувствовал себя негодяем. Он уже заставил ее испытать потрясение? Теперь ему надо было добавить к этому еще и физическую боль?
Долгое время Бак стоял у постели Карли и смотрел на нее. Смотрел, как поднимается и опускается ее грудь при каждом вдохе и выдохе, смотрел на случайные движения, слушал сонный шепот…
Бак хотел спросить доктора об этих головных болях. Были ли они последствием травмы головы, полученной при аварии? Чем вызвано их появление спустя три года после травмы? Могло ли сегодняшнее волнение в его кабинете привести к их возобновлению?
Бак устал стоять, но он не устал смотреть. Бросив свой пиджак на тумбочку, он подвинул кресло-качалку из угла комнаты к ее постели и удобно устроился в нем. В тот раз она спала несколько, часов. Ей необходим отдых, и Бак надеялся, что она сейчас отдыхает.
Он может подождать. Он может наблюдать за ней всю ночь напролет. Если она позволит ему, если она останется, он сможет смотреть на нее всегда.
Было нечто приятное, почти сладострастное в таком медленном пробуждении, без тревоги, без грубых вторжений, только в уюте и комфорте, когда ее тело говорило ей, что она спала достаточно долго и что сейчас уже пора вставать. Карли редко испытывала такое удовольствие. В будние дни ей надо было идти на работу, в выходные — куда-либо ехать.
