— Ага. — Алан сочувственно покачал головой. — Впрочем, ты не первый, кто делает глупости. Только на прошлой неделе я сам совершил глупость или две. Шериф сказал, что намерен делать?
— Он сказал, что не видел никаких наркотиков и что с меня хватит условного срока за машину. Взял с меня обещание выступить свидетелем, если они поймают избивших меня парней. Сказал, что сумеет приструнить меня, если что не так, что мне пора уже браться за ум.
— Ну а ты?
— Да уж пора браться за ум, Алан.
— Да?
— Ты останешься?
— Можешь не сомневаться, Джефри. А летом мы вместе отправимся на Солнечный танец.
— Ты обещаешь?
— Обещаю. А теперь отдыхай и поправляйся.
Он повернулся к выходу и увидел в дверях Элис. Радостный блеск в ее глазах свидетельствовал, что она слышала каждое слово.
— Так когда ты собираешься совершить обряд очищения и поиск видения? — спросил Джо, когда они уже подъезжали к ранчо.
Они втроем набились в кабину грузовичка Алана.
— Чувствую, ты от меня не отстанешь, а? — бросил Алан.
— Это очень важно, парень.
— Я никак не врублюсь в то, что случилось прошлой ночью.
— И не нужно тебе ни во что врубаться. Твое сердце понимает, что случилось.
И все же Алан пребывал не в том настроении, чтобы обсуждать всякие видения. Его занимали более важные вещи.
— Дед, оставь его в покое, — вмешалась Элис. — Алан сам решит, что ему делать и когда.
Когда в последний раз кто-нибудь защищал его? — подумал он.
— Правильно говоришь, мышка. — Он незаметно дотронулся до бедра Элис и краем глаза увидел, как она вспыхнула. — Поговорим об этом завтра, Джо, Элис засыпает на ходу, — добавил он, обращаясь к Джо.
Остановив машину во дворе, он выбрался из кабины, сгреб Элис в охапку, забыв о больной руке и о присутствии Джо, и понес ее в ковбойский домик.
— Алан…
— Молчи, мышка, я нуждаюсь…
Она обвила руками его шею и прижалась к нему щекой.
— В чем? — Трепет в ее голосе вызвал дрожь в его теле.
— В тебе, — хрипло отозвался он, поднимаясь по ступенькам. — Ты утомлена, я понимаю. Мы просто поспим, но бог свидетель, как мне необходимо сжимать тебя в объятиях.
Слезы душили Элис. Она сама до боли жаждала этого человека.
— О Алан, — судорожно прошептала она.
Он осторожно поставил ее на ноги у постели и начал освобождать ее от «крутой», хоть и изрядно помятой сбруи.
Ремень с кобурой он швырнул на комод и, не расстегивая, стянул через голову ее форменную рубашку.
— Помоемся потом, когда поспим, — пробормотал он.
Сам он скорее всего пропах конским потом, но ему было наплевать на это. Элис пахла почти так же после ее утренней поездки верхом, но он воспринимал лишь сладкое и теплое благоухание женщины, исходящее от нее.
— Боже, — сипло прошептал он, — от тебя пахнет раем.
Уложив ее, обнаженную, под одеяло, он присоединился к ней через несколько мгновений, старясь не потревожить ее своим гипсом. Прижавшись к ней, он обвил ее одной рукой и нежно поцеловал в висок.
И вдруг впервые в своей жизни он почувствовал, что все правильно.
Часы на комоде показывали начало первого. Лунный свет просочился в щелку между занавесками, и серебряный лучик тронул плечо Элис. Алан приподнял голову и поцеловал это серебряное пятнышко.
— М-м-м, — шевельнулась Элис и перекатилась на спину. — Алан… — Это был не просто вздох. Она сонно потянулась, обвила его шею рукой и притянула к себе. — Возьми меня…
Эталонная, хрипловатая просьба наэлектризовала его, опалив каждый нерв в теле. Взять ее? Да. Разумеется.
Она не нуждалась ни в какой прелюдии и, когда он принялся было ласкать ее, схватила его руку, шепча:
— Сейчас, немедленно…
Размягченная, расслабленная сном, она охотно и жадно приняла его, и он медленно, легко и полностью погрузился в ее влажное тепло. Никакой спешки, только нежный и ласковый пыл. Он подсунул руку под ее плечи, прижался лицом к шее и начал раскачиваться вместе с ней, как дети в люльке.
Вместе они медленно, как бы с ленцой, достигли пика и рухнули с него в глубокий, вызывающий удовлетворение, золотистый и теплый туман.
— Джо явится за мной с дробовиком.
Элис тихо рассмеялась и ухватила прядь его длинных шелковистых волос.
— Вряд ли. У него философский взгляд на подобные вещи.
— Слушай, я же должен покормить тебя, — вдруг вспомнил он. — Когда мы ели в последний раз?
Элис чуть шевельнула гладким голым плечом.
— Какое это имеет значение?
— Я так и думал. Это было чертовски давно. А работы по конюшне… Проклятье, я совсем забыл о них прошлой ночью…
— Джо все сделал сам, как делал до твоего появления. Уж не пытаешься ли ты улизнуть от меня?
Вопрос застал его врасплох, когда он склонился над ней, намереваясь куснуть ее за плечо. Пытаюсь улизнуть от нее? О чем это она думает? На самом деле он опасался, что это она хочет улизнуть от него, а он лишь старался сделать вид, что ему это до лампочки.
Он медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза. Господи! Какая боль таилась в этих глазах!
Она задала трудный вопрос и ждала ответа как приговора.
— Элис Олвин, — у него охрип голос от охвативших его чувств, — у меня и в мыслях нет улизнуть от тебя.
У нее перехватило дыхание, а глаза наполнились слезами.
— Ни в коем случае? — медленно спросила она.
— Ни в коем случае. Может, ты хочешь улизнуть от меня?
— Ни в коем случае.
Прошел месяц. Элис и Алан стояли в двадцати шагах друг от друга на луговине за ранчо в окружении родственников Алана из Оклахомы, его новых родственников из Вайоминга, друзей и соседей Элис.
Элис все еще была одета в белую блузку и юбку, в которых утром обвенчалась с Аланом в церкви Доброго Пастыря. Алан тоже был во всем белом — в белых джинсах, белой рубашке и белой головной повязке, удерживавшей его длинные волосы. Элис держала одеяло и колосок пшеницы, а Алан — одеяло и связку вяленого мяса.
Потом они медленно пошли навстречу друг другу, подчеркивая серьезность обряда. Утром они дали брачный обет в мэрии. Сейчас, вечером, совершали не менее торжественную церемонию по обычаю индейцев.
Когда они остановились в шаге друг от друга, Алан протянул ей свое одеяло. Элис сложила его и свое одеяло вместе, потом передала ему колосок, и он вручил ей вяленое мясо.
К ним приблизился Арчибальд и встряхнул тыквой-погремушкой.
— Одеяла соединились! — объявил он, и приветственные крики огласили луговину.
— Я люблю тебя, мышка, — сипло произнес Алан, переполненный ощущением счастья.
