Он взял ее за плечи и повернул к себе.
— Можешь! — сказал он и поцеловал Оливию. Он целовал ее до тех пор, пока у нее не начали подгибаться ноги. Он подхватил ее на руки и вынес из дома на берег, где их уже поджидал у пристани маленький самолет-амфибия.
Самолет доставил их на Элеутеру, где на самом берегу высилась гостиница, украшенная белыми колоннами. Эдвард говорил ей, что их ожидает красивое здание, но требовалось подыскать другое слово, чтобы описать это место, которое — со свечами, цветами, нежным звучанием скрипок, музыкантами, метрдотелем, официантами и стюардами, — было только для них.
— А где остальные посетители? — тихо спросила Оливия через стол. Эдвард взял ее руку и поднес к губам.
— Ужинают дома, я полагаю, — сказал он и подмигнул ей.
— Но… — Ее глаза расширились. — Эдвард! Неужели ты снял для нас весь ресторан?! — Он улыбнулся и встал из-за стола.
— Давай потанцуем, дорогая, — произнес он нежно, и Оливия с улыбкой отдалась его объятиям.
Когда они вернулись к столу, на нем уже стояло искрящееся шампанское, восхитительное на вкус. Но она уже была пьяна от объятий Эдварда?
Особенный вечер, — говорил он, и вдруг все ее сомнения сразу отпали. Ее сердце так отчаянно забилось, что она едва не задохнулась.
Все это означало, что Эдвард влюблен в нее и сегодня вечером скажет ей об этом. Вот почему весь день он был так напряжен.
У Оливии сжалось горло. Эдвард, любовь моя, — подумала она, — я так люблю тебя! Как я могу выразить, насколько ты мне дорог?
— Добрый вечер, мадам! — Она подняла глаза. Возле них стоял метрдотель, вежливо улыбаясь. — Как вам у нас нравится?
Я счастлива, — подумала она, и все вокруг плыло, — счастлива, счастлива…
— Дорогая, — наклонился к ней Эдвард. — С тобой все в порядке?
— О, да! — ответила она нежно. — Да. Мне так хорошо!
Метрдотель деликатно откашлялся.
— Мы можем предложить на ваше усмотрение, мадам, несколько наших фирменных блюд. Наш шеф-повар приготовил речных раков и похлебку из морского окуня…
Оливия кивнула.
— Отлично.
— …Или, может быть, мадам предпочитает дыню с ветчиной?
Мадам предпочла бы, — подумала Оливия, — остаться наедине с Эдвардом, чтобы сказать, как много он значит для нее.
— У нас также приготовлен превосходный черепаховый суп. Бульон только что сварен, и…
Бульон[1]. Оливия обмерла. Бульон, подумала она, и акции «Джемини»…
Она заставила себя спокойно выслушать бесконечный перечень блюд, соглашаясь со всем, что ей предлагали, наконец и Эдвард выбрал себе блюда. Тогда только она провела языком по пересохшим губам и наклонилась к нему.
— Эдвард. — Оливия все еще колебалась. — Мы… мы договорились, что больше никогда не будем упоминать Риа…
Его реакция была быстрой.
— Я не хочу говорить о ней, Оливия. Не сейчас.
— Ну, хорошо, не буду. — Она слабо улыбнулась. — Но я знаю, что эти акции — акции «Джемини» — значат для тебя.
На его скулах заиграли желваки.
— Оливия!
— И я думаю, Эдвард, что ты должен получить их. Я имею в виду, что ты имеешь право поговорить с Риа и убедить ее…
— Проклятье, — резко произнес он. — Почему ты затеяла этот разговор именно сейчас?
— Потому что я хочу помочь тебе, — прошептала она. — Я могу помочь тебе, Эдвард. Я… я знаю, где находится Риа. — Оливия ожидала, что Эдвард сейчас скажет ей что-нибудь, но он сидел с замкнутым лицом, глаза его ничего не выражали. — У меня есть старая открытка. На ней изображение отеля, и я просто уверена, что Риа находится там. Я не смогла отыскать это место, но ты, Эдвард, с твоими возможностями сделаешь это. — Она откинулась на спинку стула. — Мне надо было сказать тебе об этом еще несколько дней назад, я знаю. Но когда мы вернемся домой, я…
— Крукд-Айленд.
В его тоне было полное безразличие.
— Что? — спросила она, растерянно улыбнувшись.
— Крукд-Айленд. Это место, где находится Риа. Не так ли? Она там с того самого момента, как покинула Нью-Йорк.
Оливия изумленно смотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что нашел ее? Но как? Я не…
— Сегодня. Об этом мне сообщили по телефону на шхуне. Мои люди только что засекли ее.
— Но как им это удалось?
На его скулах снова заиграли желваки. Он вздохнул.
— У меня была эта открытка, Оливия.
— Но это невозможно. Она в кармашке…
— Я взял ее из чемодана, когда перевозил твои вещи к себе.
У нее расширились глаза.
— Что?
— Я взял ее. — Его голос звучал холодно, лицо стало угрюмым. — Я знал, что ты приехала на эти острова по какому-то очень важному делу. Ты знала нечто такое, чего не знал я.
Она в упор смотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что осматривал мои вещи?
— Да.
— И это все, что ты можешь сказать? Эдвард, ведь ты украл ее у меня, ты…
— Ты же сказала, что не собираешься помогать мне.
О, господи. Теперь ей все стало ясно. Хватит обсуждать это, — сказал он ей, когда она попыталась рассказать ему о Риа, и, действительно, уже не было нужды говорить об этом, потому что он нашел другой путь. Вот почему он привез ее к себе…
— Я собирался рассказать тебе об этом сегодня вечером.
Оливии стоило невероятных усилий не выдать свою боль.
— Да? — произнесла она без всякого выражения.
— Да. — Он набрал воздуха и тяжело выдохнул. — Понимаешь, утром я должен вылететь в Нью-Йорк.
Теперь она поняла все. Сегодняшний вечер был вечером расплаты, вечером прощания — его можно было назвать как угодно. Сразу нашлось объяснение и платью, и изумрудам, и праздничному — прощальному — ужину.
— Понимаю, — с трудом выговорила она.
— Нет, Оливия, ни черта ты не понимаешь!
— О, нет! Я все понимаю. И какие же у тебя были планы относительно меня? Ведь были же у тебя какие-то планы, Эдвард?
Эдвард нахмурил брови.
— Я думаю, что ты вряд ли захочешь уехать, — медленно произнес он. — Тебе будет лучше остаться в моем доме на побережье, пока…
У нее перехватило дыхание, она резко отодвинулась вместе со стулом от стола и вскочила на ноги.
— Оливия! — Он резко откинулся на спинку стула так, что раздался треск дерева. — Оливия! Черт возьми, куда ты собралась?
— Не подходи больше ко мне, Эдвард, — сказала она дрожащим шепотом. Она сорвала с шеи изумруды и швырнула их на стол. — Никогда больше не подходи.
— Оливия, черт возьми…
— Сэр, у вас какие-то проблемы? — между Эдвардом и Оливией вырос метрдотель. Оливия повернулась и стремительно покинула зал. Официанты замерли в недоумении, и звуки музыки оборвались.
