Ознакомительная версия.
– Как-то я сказала тебе, что, если Трэвис вернется домой живым и здоровым, все остальное не будет иметь значения.
Он едва заметно кивнул.
– Но я заблуждалась, полагая, что смогу повести себя в этой ситуации по-взрослому. Оказывается, под давлением я ломаюсь. Это имеет значение, Маршалл, да еще какое. Даже споря с людьми, предупреждавшими, что брата может не быть в живых, в душе я надеялась на их правоту. Мне было проще принять его смерть, чем сознательное нежелание общаться с собственной семьей, обрекая всех нас на вечные муки неведения. Впоследствии я возненавидела себя за подобные мысли.
На лице Маршалла отразилось понимание.
Когда оказалось, что это правда. Я очень сожалею обо всем, что наговорила тебе тогда. Просто ненавистна была мысль о том, что ты ставишь Трэвиса превыше меня. Стыдно признаться, мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, что точно так же поступала я с тобой каждый божий день. Отводила тебе вторую роль. А ты пожертвовал собой и нашим шансом быть вместе. Ради меня. Чтобы избавить от боли.
– Значит, ты приехала извиниться?
Эва чувствовала себя так, будто сердце в груди стало в два раза больше. Тяжелое, исполненное сомнений, гулко колотящееся, оно затрудняло дыхание.
– Ты согласился со второстепенной ролью ради меня. Не многие мужчины на твоем месте поступили бы так же.
Когда он заговорил, в его голосе послышалась легкая неуверенность, при этом он по-прежнему напоминал неприступную крепость.
– Так ты хочешь поблагодарить меня?
Она глубоко вздохнула, продолжая нервно сжимать и разжимать пальцы:
– Я хотела проверить, не слишком ли поздно.
Маршалл не двинулся с места:
– Слишком поздно для чего?
– Для осуществления твоей мечты. Деревянный домик в лесу в окружении источников. И я. И ты, – поспешно добавила она.
И занятие любовью дважды в день. Эти картины неотступно преследовали ее долгими одинокими ночами с тех самых пор, как Маршалл уехал.
Ни слова не говоря, он подошел к окну и стал смотреть на пейзаж.
– Ты запала мне в душу, Эва, – признался он. – Закончив проверку, я вернулся в Сидней, полагая, что через некоторое время смогу забыть о тебе. Но время шло, а твой образ не становился менее ярким. Он запечатлелся на моей коже, как татуировка, и я не смог стряхнуть тебя. Ты поселилась вот здесь. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Но порывы сердца не имеют значения, потому что голова знает лучше. Если жизнь меня чему и научила, то это думать головой. – Он повернулся к ней. Я не раз разрывал отношения, длящиеся гораздо дольше наших с тобой, Эва, поскольку они не шли мне на пользу. Зачем же мне довольствоваться ролью второй скрипки в твоей жизни?
– Это не…
– Поэтому, Эва, я обзавелся домиком в лесу, окруженным озерами, и надеюсь обрести здесь счастье. Большое счастье. – Он печально вздохнул. – Но тебя в моих мечтах больше нет.
Эти слова с силой ударили ее под дых.
– Совсем? – чуть слышно спросила она.
– В твоем сердце не было места для меня, Эва. Прежде я считал, что ты держишь меня в качестве замены пропавшему брату, но теперь изменил точку зрения. Просто ты эмоционально не способна на полноценные отношения, а я заслуживаю лучшего, чем скромная роль второго плана.
Она пыталась восстановить дыхание, что давалось с трудом. Внутренний голос подсказывал уйти, вернуться домой, вот только, направляясь сюда, она надеялась, что именно это место станет ее новым домом.
Ради этого стоило проявить храбрость, пойти на риск.
– Я отправилась в путь не ради того, чтобы найти Трэвиса, – призналась она чуть слышно. – Я пыталась придумать способ отпустить его. – Она содрогнулась. – Это ужасало меня. Я спрашивала себя: что, если в моем сердце останется огромная зияющая дыра в том месте, где прежде были любовь, беспокойство и боль за него? Что, если я не сумею ее заделать? Исцелить? Кем я буду без него? Значительная часть меня самой потеряется.
Глядя на сильные руки Маршалла, скрещенные на груди, Эва мечтала, чтобы он обнял ее.
– От меня осталась пустая мертвая оболочка. – Она на шаг сократила расстояние между ними. – А потом появился ты на своем нелепом оранжевом мотоцикле, татуированный и обросший. Ну, просто как ледокол. Дюйм за дюймом ты упрямо ломал сковывающую меня корку льда.
В глубине глаз Маршалла вспыхнул печальный огонек, Эва с сожалением поняла, что прежде сама всегда его гасила. Воспоминание о нем, стоящем в автобусе и взывающем к ее сердцу, причиняло осязаемую боль. А она-то думала, что не способна ничего чувствовать!
Однако язык его тела оставался непроницаемым.
– Я не затычка, Эва, я человек. Тебе придется поискать кого-то другого.
– Я не хочу, чтобы ты затыкал прореху в моем сердце. Просто перекинь мост.
Он поднял на нее глаза.
Она взяла с дивана подушку и крепко прижала к себе:
– Когда ты уехал, я чувствовала себя ужасно. Тебя нет, Трэвиса нет, мамы нет, папа на другом конце страны. Никогда еще мне не было так одиноко, что странно, ведь я целый год путешествовала в одиночку.
Маршалл нахмурил брови и выпрямился:
– Что же изменилось?
– Я не могла больше оставаться замороженной. – Она пожала плечами. – Пыталась сделать то, что и прежде, приспособиться, но прямо из ниоткуда возникали мощные эмоции, и я поняла, что лелею те же чувства, что и Трэвис с тех пор, как умерла мама. Безысходность. Тревогу. Должно быть, я была подавлена, как и он.
– Итак, ты научилась сочувствовать брату. Отлично.
– Я не о нем думала, Маршалл, – поспешно поправила она. – Видит бог, мне следовало бы. Я удивилась собственному отчаянию, невзирая на то, что брат жив. Конечно, я была зла на него, возможно, испытывала ненависть. Но отчаяние? Трэвис исчез из моей жизни с тех пор, как не стало мамы, хотя некоторое время еще присутствовал физически. Я научилась компенсировать его отсутствие и не рассыпаться при этом на куски. И оказалась одна на скоростном шоссе в растрепанных чувствах из-за ухода человека, с которым знакома всего две недели.
Маршалл поднял голову и сверкнул глазами, хотя ничего не сказал.
– Я не думала о Трэвисе и не плакала о нем. Я думала о тебе, и тебя мне недоставало.
Маршалл не нашелся с ответом.
– Без тебя все было как-то не так, – прошептала Эва.
– Ты хоть понимаешь, как тяжело мне это слышать? Теперь?
– Значит, уже слишком поздно.
У Эвы сжалось все внутри.
Она схватила сумочку:
– Не хочу, чтобы ты плохо думал обо мне, Маршалл. Чтобы вспоминал как сумасшедшую, разъезжающую по стране на автобусе. Мне предстоит разучиться пользоваться механизмами приспосабливания, отлажено функционировавшими во мне годами. Это долгая работа.
Ознакомительная версия.
