— А и то, — ничуть не обидевшись, согласился Алексей Васильевич. — Я и сам заметил, когда Аленке разные сказочные картинки рисую, деревья и цветы лучше всего у меня получаются.
И стал Алексей Васильевич ездить на этюды. В выходные не всегда удавалось, домашними делами жена загружала. Ну, а уж отпуск — тут извините. Тут он брал путевку в заводской дом отдыха на полный срок и, забывая обо всем на свете, с упоением малевал свои этюды.
Дом отдыха располагался в тихом укромном месте. Даже не верилось, что от шумно-суетливой, насквозь пропахшей автомобильным потом Москвы всего двадцать пять минут езды на электричке, ну и еще пешочком от платформы километра четыре. К приземистому, незатейливой архитектуры зданию пролетарской здравницы с трех сторон подступал лес, а на четвертой, северной лежал в низинке довольно большой пруд с заросшими невысокой осокой берегами. Пруд облюбовали дикие утки, которые, похоже, в здешних местах одомашнились и без опаски подплывали почти к самой кромке берега, когда отдыхающие начинали бросать в воду кусочки хлеба.
Если вечер был теплый, утки изредка крякали, довольные спокойной и сытной жизнью, лениво плескались и, взлетая, глухо били крыльями по воде. А еще тренькали синицы, перешептывались потревоженные ветром опавшие листья, убаюкивающей чуть слышной дробью постукивал в окно дождь. В лесу пахло грибами, точнее, не просто грибами, а будто вдыхаешь этот грибной дух через распаренный березовый веник. Ну, а краски осени — все оттенки желтого и еще малахитовая зелень елок, чернота уже оголенных кустов ольшаника, лунный отсвет берез, темное серебро стылой воды — как перенести их на холст?!..
Алексей Васильевич аккуратненько срисовывает противоположный берег пруда, по одному выписывая листы осоки, когда мимо прошла, кивнув ему головой, пожилая женщина, можно сказать, уже старушка в черном кружевном платке и красном демисезонном пальто. Ее лица он не увидел, потому как был поглощен работой и не сразу сообразил, что кивок адресован ему. Но, глядя ей в спину, по грузнеющей фигуре, осторожной шаркающей походке, а главное, по этому пальто, бывшему когда-то последним криком периферийной моды, он узнал женщину, которую встречал здесь несколько раз в прежние свои приезды. На ней всегда было это бросающееся в глаза пальто.
Алексей Васильевич невольно отметил, что женщина одна. Раньше ее непременно сопровождал муж — высокий, худой, нескладный старик с седыми отвислыми усами. Его наряд тоже был постоянен — серая шляпа и такого же цвета плащ, висевший на нем мешком. Алексей Васильевич припомнил, как в позапрошлом, кажется, году он, возвращаясь с этюдов, обогнал эту пару примерно на этом же месте и стал нечаянным слушателем короткого разговора между ними. Она, смешно семеня на цыпочках, на ходу поправляла мужу шарф и с нарочитой строгостью выговаривала.
— Ты, Паша, прям, как ребенок. Все время расхристанный. Снова заболеть хочешь?
— Ну, Оленька, — оправдывался старик, — вечер же совсем теплый, и ветра нет.
И столько в их голосах звучало нежности, что Алексей Васильевич с тихой завистью подумал: «Вот, поди ж ты, оба в старческом возрасте, а как любят друг друга!». И еще припомнилось сейчас, что он тогда шел и все прикидывал, отпраздновали ли они уже золотую свадьбу. Старику-то явно под восемьдесят, ну а ей все-таки не больше шестидесяти - шестидесяти пяти, так что навряд ли. И потом еще не раз в тот день возвращался он мыслями к этой трогательной паре, и непонятно почему охватывала его спокойная умиротворяющая грусть…
Когда Алексей Васильевич очнулся от воспоминаний, старушка в красном пальто уже сидела на лавочке на том берегу пруда. Верный принципам реализма, он принялся и ее переносить на холст.
Сзади раздаюсь вежливое покашливание. Это давал о себе знать Володя — работник дома отдыха с неопределенным кругом обязанностей. Зимой он выдавал лыжи, а в остальные времена года был, по его собственному определению, «на подхвате» — то мебель надо перетаскать, то скамейки покрасить, то декоративный кустарник ровненько обрезать, то опавшие листья сгрести в кучки и сжечь. С Володей, который, кстати, был его сверстником, но так всеми и звался просто Володей, Алексей Васильевич познакомился еще лет восемь назад и сразу же установились у них добрые отношения. Несмотря на бестолковую свою службу, был Володя не только усердным читателем журнала «Огонек», но и все репродукции, помещаемые там, рассматривал внимательно, так что имел основание считать себя ценителем живописи. Он подолгу терпеливо и сочувственно наблюдал, как выписывает очередной этюд Алексей Васильевич, и, уходя, обязательно говорил что-нибудь одобрительное: «Похоже! Очень похоже сегодня у вас получилось. Ну, точно, как на открытке».
И сейчас Володя долго молчал, только причмокивал тихонько, следя за неспешными движениями кисти в руке Алексея Васильевича. Потом, когда тот стал смешивать краски, осторожно протянул указательный палец к красному пятну, означавшему сидевшую на лавочке старушку, и спросил чуть слышно:
— Ольгу Николаевну нарисовали? Правильно я угадал? — и, не дожидаясь ответа, добавил, явно повторяя чьи-то слова. — Жалко женщину. Горемычная у нее доля.
— А что так? — поднял голову Алексей Васильевич.
— Так она теперь вдова, — громким шепотом объяснил Володя. — Своего супруга еще по весне схоронила.
«Конечно, об этом я сам бы мог догадаться. С чего бы другого стала носить женщина черный платок?» — укорил себя за плохую наблюдательность Алексей Васильевич и вздохнул.
— Печально на старости лет одной остаться. Тем более, если прожили совместно долгую жизнь.
— Ой, так вы не в курсе их истории? — удивленно воскликнул Володя. — Она у них интересная, хотите, расскажу?
— Не возражаю, — отозвался Алексей Васильевич, правда, без особого энтузиазма, потому как опасался, что рассказчик будет отвлекать от работы, а вот-вот уже начнет темнеть.
Володя наморщил лоб, стараясь придать своей простоватой физиономии серьезное выражение, и глубоко вздохнул:
— Небось, вы наблюдали их раньше и думали, уж больно они подходящие друг для дружки. Потому и решили, что они прожили долгую совместную жизнь. Правильно?
— Пожалуй, правильно, — согласился Алексей Васильевич.
— Вот и я такого мнения придерживался, — покачал головой Володя. — А, оказывается, у них все не так было, как со стороны виделось. Они, можно считать, еще молодоженами оставались, когда он помер. Несколько месяцев всего в законном браке прожили. Мне про их историю женщины из нашего буфета посплетничали, а им подробности сама Ольга Николаевна сообщила. Знаете, когда у человека горе, ему выговориться надо…
