Да, конечно, Эрвин опять исполнял свой долг. Это всегда было для него на первом месте. Джоан со страхом думала о его предстоящем визите. Через месяц она растолстеет еще больше. Ей ни за что не хотелось, чтобы он видел ее такой — грузной, неповоротливой. Еще больше раздражало то, что придется отвечать на его обычные вопросы о ее самочувствии. Хорошо ли она ест? Ест ли то, что нужно? Достаточно ли отдыхает?
Иногда Эрвин приносил какие-нибудь новости — в основном о Саманте и Карен. Как они обустроили коттедж, распланировали сад, посетили многочисленные антикварные магазины в поисках мебели и прочих предметов обстановки. Подразумевалось, что со временем Джоан обязательно должна будет посетить Каслстоув и провести там какое-то время.
Обе женщины рвались навестить ее, но Эрвин отговорил их, сказав, что Джоан работает над новой книгой. Затем спросил, пишет ли она на самом деле что-нибудь.
Джоан вяло покачала головой. Она ничего не делала, думая лишь о том, чтобы день поскорее прошел. Иногда даже само это ожидание утомляло ее.
Она понимала, что после рождения ребенка Эрвин заведет речь о разводе. Саманта уже вполне оправилась от душевных потрясений, начала новую жизнь в новом доме, который теперь полностью занимал все ее время. Таким образом, им больше нет необходимости изображать счастливый брак.
Странно, но Джоан думала об этом достаточно спокойно. Более того, ей казалось, она стала лучше понимать Эрвина.
Он, безусловно, был честным, порядочным человеком, для которого долг и ответственность являлись не пустыми словами. Она уже много раз убеждалась в том, что Эрвин по-настоящему заботится о ней, и была уверена, что он станет делать это и впредь, даже оставаясь на расстоянии.
Да, это был человек слова. И конечно же он не мог испытывать ничего, кроме презрения, к женщине, которая постоянно предоставляла ему доказательства своей хитрости и обмана.
Когда-то он любил ее. Джоан знала это. Но знала и то, что он больше не мог оставаться с ней. Даже ради упоительного секса. Даже ради ее преданного, любящего сердца.
Посылка со множеством прелестных детских вещичек пришла из Англии, когда ветер с гор принес первое холодное дыхание осени. Сердце Джоан, охваченное отчаянием, немного оттаяло.
Это была посылка от ее матери и Саманты. И Джоан немедленно позвонила им. К телефону подошла мать Эрвина:
— Дорогая, я так рада, что ты чувствуешь себя лучше! Даже голос у тебя изменился! Ты казалась такой подавленной, когда мы разговаривали в последний раз. Я даже предложила Эрвину, когда он недавно приезжал сюда, чтобы мы с Карен приехали и немного подбодрили тебя. Должно быть, тебе так не хватает его! Честно говоря, я не понимаю, почему он не может поручить кому-нибудь все эти зарубежные поездки и переговоры.
— Спасибо за все, что вы с мамой мне прислали. Это меня очень порадовало, — сказала Джоан, и это действительно было правдой.
— И еще, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда ты приезжала в начале лета? О том, что я своим воспитанием невольно испортила Тома? Так вот, я поговорила об этом с Эрвином. — Джоан почувствовала, что Саманта улыбается. — Знаешь, что он сказал? Что уже давно догадался обо всем, и это даже помогло ему в определенной ситуации. Не представляю, что он имел в виду. Так или иначе, я рада, что разговор наконец состоялся.
Положив трубку, Джоан с грустью подумала о том, что она знает, о чем идет речь. Эрвин поверил всему, что Джоан рассказала ему о зачатии ребенка, и убедился, что его никогда не считали хуже брата. Что у него никогда не было причин сомневаться в том, что для Джоан он всегда был лучшим из них двоих… и всегда будет.
До того как появился Барни, все еще могло измениться к лучшему. Эрвин вновь поверил в ее честность и убедился в искренности ее намерений, взвесив все факты, которые стали ему известны. Он поверил, что она действительно любит его.
Повторное появление Барни и сопутствующие ему обстоятельства были худшим из всего, что могло случиться с нею в жизни. И Джоан не оставалось ничего иного, как смириться с тем, что Эрвин уже никогда не изменит своего мнения о ней…
Но жизнь продолжалась, и вот сейчас Кармен и Орландо помогали ей переоборудовать одну из спален, выходящую окнами на юг, в детскую. Джоан тщательно подбирала обои и драпировки, мебель, даже плюшевых зверей. Когда все было готово, она решила устроить поездку в Ольян для них троих.
Супруги оценили приглашение по достоинству и явились, одетые во все самое лучшее. Джоан вместе с Кармен уселись на заднее сиденье, что заставило экономку расхохотаться:
— Мы обе такие тяжелые, что того и гляди сломаем рессоры!
Орландо, с видом не менее гордым, чем у жены, уселся за руль и всю дорогу то и дело хватался за тормоз.
В городе они обошли все детские магазины и закупили полный комплект детского «приданого. После этого Джоан почувствовала, что валится с ног от усталости, и пригласила Кармен с Орландо на ланч. Она была очень удивлена, что ей вдруг по-настоящему захотелось есть, и что она искренне радуется жизни.
А когда настали холодные ноябрьские вечера, Джоан с удовольствием просиживала целыми вечерами перед камином, где горели поленья, которые нарубил Орландо.
Она предполагала, что, поскольку время родов приближалось, Эрвин вскоре должен был появиться и перевезти ее в Фару, где они поселятся в отеле недалеко от клиники. Если он так сказал, то так и сделает. Не имело значения, насколько это будет трудно для них обоих. Не имело значения, что его постоянное присутствие рядом с Джоан вновь усилит ужасную боль, которая начала уже понемногу утихать.
Эрвин приехал поздно ночью под проливным дождем. Джоан услышала, как он зовет ее по имени, и приказала своему сердцу не биться слишком сильно в бесплодной тоске о несбыточном.
Она тяжело поднялась с кресла, в котором сидела, глядя на танцующие в камине языки пламени и слушая вой ветра в каминной трубе, и плотнее запахнула длинный халат из теплой мягкой материи. Джоан уже давно перестала испытывать неловкость из-за того, как выглядит.
Ее руки были сложены на огромном пушечном ядре, которое раньше было животом. Ее ребенок — вот смысл всей ее жизни. Эрвин не имел к нему никакого отношения. Ей следовало всегда помнить об этом.
Когда он вошел в теплую, уютную комнату, где тяжелые шторы на окнах избавляли от зрелища бушующей непогоды, Джоан шагнула ему навстречу и спокойно произнесла:
— Думаю, тебе лучше уехать обратно, пока дороги не размыло окончательно.
После того как Эрвин вернул ей деньги, отнятые у Барни, он еще несколько раз приезжал сюда, но никогда не оставался ночевать. Джоан сомневалась, что он согласился бы провести здесь ночь, даже если бы она попросила его об этом.
