— Не обещаю, — строго ответила Лора. — Настоящая любовь вырастает из уважения. А вы… сначала вы обманывали мою мать, потом свою невесту, потом обманом украли ребенка, потом опять же решили снова разбить жизнь моей мамы и развести ее с хорошим мужем, которого я любила и считала своим отцом. И в довершение всего мама погибла, а я росла сиротой. Дорис ужасно жила, полностью подавленная вашей супругой и разлученная со своей семьей. А теперь и ваша супруга погибла. И наверное, не случайно — может, вы ее довели до этого опять же своей ложью. Вся ваша жизнь — обман. И только не врите мне, что вы меня любите. Я вам не верю.
Мэтью встал и вышел из столовой.
Мадлен тихо сказала по-французски:
— Зачем вы так резко говорите с ним? Это только один взгляд на все, но есть и другая сторона. И потом, он только что потерял жену. Не важно, как они жили, это все равно травма…
— Мадлен, я буду тебе очень признательна, если ты возьмешь на себя заботу о нашем бедном папе. А еще лучше, выйдешь за него замуж и окончательно его утешишь. Мне все это как-то неинтересно, — тоже по-французски, но не так мягко ответила Лора.
— Не командуй, пожалуйста! С какой стати папа будет жениться на Мадлен? Он же старик, а она молодая. Мадлен, ты хочешь поехать с нами в Париж? — на своем приятном французском заметила Дорис.
— Если честно, то я не такая уж юная, но мерси, мадам… или вы уже мадемуазель? Мне в этом году будет сорок. Но это между нами. И в Париж возвращаться мне не очень хочется… Да я и не уверена, что меня там ждут, а если и ждут, то не в объятия любви. Надо сначала бы навести справки. Но если вы не возражаете, то я бы осталась с этим достойным джентльменом и стала бы заботиться о нем… И кто знает, может это моя судьба?
— Смотри, проверяй тормоза теперь более тщательно. Бог любит троицу, — не удержалась и съязвила Лора.
— Прикуси язык, сестренка. Странно, что Роджер в тебя влюбился. Наверное, он тайный мазохист.
В это время в комнату вошел Мэтью. Он держал в руках фотографии. Сев рядом с Лорой, он разложил их на столе. Это были фото счастливо улыбающейся Лизы, их фото в саду, Лиза беременная. Потом Лора увидела свои детские фотки, школьные, выпускные и даже университетские.
— Откуда они у вас? — спросила она.
— Что-то дала твоя мама, а что-то делал я сам. Я собирался встретиться с тобой, но был связан словом, которое дал твоей тете, и, если честно, боялся, что Диана может как-то навредить тебе. Я тщательно обдумывал, как лучше поступить, но судьба все решила за меня. Мы действительно хотели с твоей мамой снова быть вместе. Мы любили друг друга всегда, но я не мог бросить в беде моих приемных родителей. Они дали мне все — образование, положение в обществе. Я думал, заработаю деньги, верну долги и разведусь. И Дорис я не украл. Она действительно умирала. Я ее спас. А эта идея с удочерением… Это была целая интрига. Диана предложила разделить детей, как бывает после развода, она уверила меня, что Лиза не в состоянии поднять двоих, а если оставить ей одну девочку, то она не впадет в депрессию, а, наоборот, выздоровеет. А когда я опять хотел вернуться, твоя мама уже вышла замуж. А через несколько лет мы снова пытались соединиться, но тут случилось это несчастье. Я не хочу верить, что Диана приложила к этому руку. Но если это действительно так, ее страшная смерть искупила этот грех. Все ее грехи. Она была глубоко несчастной женщиной. Ее никто не любил, даже Дорис, а ведь Дорис считала Ди своей матерью. Пусть земля будет ей пухом. Теперь ты веришь, что я всегда помнил о тебе, Лора?
— Прости, если что не так, папа, — тихо сказала Лора. — Вообще-то это здорово, когда у тебя есть отец… и сестра. А я только недавно думала: вот теперь я одна на свете. Это так тяжело — остаться одной.
— Мне кажется, у тебя есть не только я и папа, но и еще кое-кто, — сказала Дорис.
— Ну это весьма проблематично, — заметила Лора. — Так ты точно решила ехать в Париж? Попробую перевестись туда в аспирантуру. Если получится…
Прошел год. Лора Тейлор и Дорис Берли жили в Париже. Лоре не удалось перевестись в аспирантуру, но она поступила в Сорбонну и заново писала диссертацию на совершенно другую тему. Она решила проработать вопрос о психологии интеллектуалов эпохи шестидесятых годов, на которую большое влияние оказал экзистенциализм и левые идеи. Дорис же поступила туда в качестве студентки и начала изучать теологию и проблемы социальной помощи и адаптации. В их жизни произошли и юридические изменения. Дорис получила по почте бумаги на развод и подписала их. Теперь она носила фамилию Браун. Лора же по восстановленным метрикам стала официально признанной дочерью Мэтью и тоже стала носить его фамилию. От Роджера и Тома не было ни слуху ни духу, не считая свидетельства о разводе и газетных публикаций Тома. Наступало Рождество. Девушки всерьез подумывали, не рвануть ли им на родину на этот праздник. Что может быть прекрасней, чем Рождество в Америке?! Хотя папа, напротив, собирался приехать в Париж. Кажется, Мадлен поработала на совесть, и отец уже намекнул в письме, что приедет не один, а с прекрасным франкоговорящим гидом.
Зайдя в любимое кафе на Елисейских Полях, девушки совершенно неожиданно столкнулись с Джимом Прайсом и Дмитрием Волиным. Обменявшись восторженными приветствиями, все четверо уселись за столик.
— А вы разве не в Москве? — поинтересовалась Лора.
— Что ж, нам и отпуска не полагается? — как обычно, буркнул Дмитрий. — Я уже охренел от своей исторической родины. Дорого, удобства минимальные, хамство максимальное. Ничего не меняется. Правда, открыты казино и по Тверской гуляют шлюхи, но это никогда не было символом прогресса и демократии.
— Дмитрий все усугубляет. Он так мрачно ко всему относится, даже прекрасная француженка не могла его развеселить. Мне очень нравится в Москве. И кстати, теперь у нашей газеты есть отделение в Москве, а я его представитель. И все благодаря вам, Дорис… или Лора. Я уже не пойму, кто есть кто. Книга почти написана. А уезжать не хотелось, но случай все решил…
— У меня два вопроса: какая прекрасная француженка и какой случай? И кстати, как там Том?
— У Тома все отлично. Француженка — это Изабель Лис. Она закрутила с Волиным роман. Поэтому он на Рождество ринулся сюда. Ну а я… я просто люблю Париж.
— Кто его не любит?! — воскликнула Дорис. — Расскажите про Тома поподробнее.
— Ну, Том влез без мыла в задницу сенатору Ройту. Тут я снимаю шляпу перед ним. И старик раскошелился и раскошелил еще парочку толстосумов. Так что теперь у нашей газеты отделения в самых главных городах Европы. А между прочим, Том прибывает в Париж, если уже не прибыл. Его назначили заведовать парижским филиалом. Он же, оказывается, блестяще владеет языком, так как учился на французском отделении университета.
