Ознакомительная версия.
Вообще, было бы вполне логично что-то предпринять. Признать верность этого тезиса, чтобы вернуть ее жизнь в русло, которое ей нравилось и вызывало уважение.
Риз тараторила о планах на будущее с Мейсоном и другой чепухе. Кэсси была ей благодарна, дорога пролетела незаметно, и Риз, миновав нью-йоркские пробки, подъехала к месту жительства Така.
Риз остановилась и набрала на мобильнике его номер. Его грубоватое «Что?» показало, что он внутри.
– Отлично – ты дома. Через секунду буду у тебя. – Риз повернулась к Кэсси: – Держись! – Она крепко ее обняла. – Помни, три коротких слова все решат, о’кей?
Кэсси кивнула, хотя не верила, что все ее мытарства были любовью. Но они вышли из машины, Риз ласково представила ее консьержу, которого, судя по всему, хорошо знала. Кэсси глазом моргнуть не успела, как уже поднималась в лифте пентхауса.
Так стоял наверху, ожидая, когда откроются двери лифта. Ох уж эта Риз! Воображает, что может заявиться к нему и отчитывать за якобы пренебрежительное отношение к одной из ее лучших подруг. Но ее ждет разочарование. Придется ей повернуться «кругом» и отбыть восвояси.
Потому что Кассиопея Баркли ясно дала ему понять – видеть его больше не желает.
Лифт клацнул, и двери начали открываться. Так изготовился произнести свою тираду. Но слова замерли у него на устах. Перед ним стояла Кэсси.
– Кэсси?
Она выглядела в точности как он ее запомнил. Одетая по никакой моде, едва причесанные волосы, без украшений, слегка подведенные брови, серьезное личико.
Его сердце бешено заколотилось. Как же ему хотелось ее увидеть!
Кэсси стояла неподвижно, и дверцы лифта стали снова закрываться. Так сделал два больших шага, поднятыми руками остановил дверцы и встал между ними.
Настоящий великан – с нечесаными светлыми волосами. Его феромоны заполнили лифт – как смертельный для ее дыхания газ-цианид. Ее грудь сжалась от той же самой боли и переполненности, которой она не находила определения до подсказки Риз.
Любовь.
Значит, это правда. Она действительно его любила. Все ее клетки поняли это – буквально пели и звенели. Она пребывала в отвратительном состоянии, и самое ужасное, что поставить ее на ноги могло только одно лекарство.
Дверцы лифта дернулись, Так их придержал, и они снова открылись.
– Чего ты хочешь? – спросил он.
От жесткости его голоса у нее на мгновение перехватило дыхание:
– Я хотела бы… поговорить с тобой.
– Если тебя снова привела сюда твоя озабоченность, можешь о ней забыть. Я тебе не сексуальная игрушка.
Так вышел из лифта, осознав, что говорил как ханжа. Если она захочет его настолько, насколько можно судить по блеску ее глаз, то получит от него полный набор удовольствий семь раз в неделю, и он будет для нее сексуальным партнером, о каком только можно мечтать.
От самой этой мысли он воспылал гневом.
Когда двери лифта снова начали закрываться, Косей шагнула вперед и оказалась в просторной квартире с широкими окнами и очертаниями Манхэттена за ними.
– Нет, я имела в виду другое… – Она замялась. Произнести заветные слова вслух оказалось не так просто. – Это о кое-чем еще.
Так прошел на кухню. Он взял с полки тяжелый стакан, поднес его к дозатору для льда. Щелкнули три кубика. Бутылка скотча, почти опустевшая за прошедшую неделю, стояла на столе, и глотнуть немного виски со льдом было как нельзя кстати.
Он одним глотком выпил пол стакана, его обожгло внутри, и он сильно выдохнул. Лучше уж так, сразу, чем ждать, пока виски будет просачиваться внутрь, к желудку.
– Хочешь выпить? – спросил он.
Кэсси покачала головой:
– Нет. Спасибо.
Они смотрели друг на друга с разных сторон комнаты.
– Ну? – прервал наконец Так повисшую тишину.
– Я приехала сказать тебе… – Она замялась. Как же трудно произнести эти простые три слова! Риз точно знала толк в любовных делах. – Сказать тебе, что я тебя люблю.
Так едва не подавился следующим глотком скотча. Как ждал он этих слов неделю назад! Но спокойный голос Кэсси вызывал удивление.
– Ты любишь меня? В постели?
– Дело не в этом. – Кэсси сделала еще несколько шагов. – Я не об этом думаю. Что было – то было… и это тоже. Но Риз сказала…
Так хохотнул:
– А, Риз! Вся из себя влюбленная и хочет, чтобы другие на нее походили.
Кэсси нахмурилась:
– Нет. Все совсем по-другому.
– Ну и как же тогда?
Я не могу сосредоточиться. Потеряла интерес к работе…
Так пожал плечами:
– Значит, дело в твоей работе? Мысли обо мне отвлекают от важных дел? И поэтому нам надо снова разогреть твое либидо. – Что ж, лады. – Он хлопнул стакан на стол и начал расстегивать брючный ремень. – Приступим. Нельзя же допустить, чтобы твоя сексуальная озабоченность помешала важным космическим исследованиям.
Кэсси отпрянула, сраженная его предложением: Нет. Я пытаюсь сказать тебе… – Так начал стягивать через голову рубашку. – Я не об этом думаю.
Его пальцы держали замок молнии. На языке повисла очередная громкая тирада. Кэсси быстрыми шагами пересекла разделяющее их пространство и положила ладонь на его руку, чтобы она больше не расстегивала молнию:
– Пожалуйста. Я стараюсь опираться на логику, со всем разобраться, а ты мне не помогаешь.
Така удивили блестки отчаяния в ее серо-голубых глазах. Это не походило на то, что он привык в них видеть. Может, она говорит правду? Пусть и столь неуклюже? Дарит ему надежду?
– Меня не волнует, что там у тебя в голове. – Он дотронулся указательным пальцем до ее лба. – Не дам и цента за всю эту логику. – Ему хотелось узнать, что она чувствует. – Меня волнует лишь то, что в твоем сердце. – Он ткнул тем же пальцем ей в грудь.
От этого отнюдь не грубого толчка у нее едва не подкосились ноги. Появились знакомые ощущения. Уязвимость. Неадекватность эмоций. Но она чувствовала и нечто новое. Комок в горле. С первой вытекшей слезой она промолвила:
– Не знаю… – У нее засвербело в носу, что-то словно сжало изнутри горло. – Не знаю, в чем суть дела. – Из ее груди вырвался всхлип, слезы потекли сильнее. – Я никогда ничего подобного не чувствовала и поэтому не знаю, как все происходит.
За первым всхлипом последовали еще два, сжимая ее грудную клетку, она силилась вздохнуть и что-то сказать, но впервые в жизни не могла выполнить два этих простых действия одновременно. Ее лицо сморщилось, слова прерывались всхлипываниями. От интеллектуального облика ничего не осталось.
Ознакомительная версия.
