— Вероятно.
— Слушайте, какой он у вас великолепный организатор.
— Вы видели пока еще только верхушку айсберга, — засмеялась Жаклин.
— Не поймешь, что он за человек. То ведет себя как обычный нормальный парень, а то как президент банановой республики.
— В Слэйде всего понемножку, — доверительно улыбнулась Жаклин, — в том числе и от президента банановой республики.
— Временами он очень прост, а то вдруг ему начинает нравиться, когда перед ним лебезят. Вы бы только видели, как перед ним ходили на задних лапках в ресторане. Официанты стояли по стойке смирно с телефонами наготове, шеф-повар лично прибежал из кухни, чтобы обсудить меню Либи…
— Подождите, где вы обедали?
— В «Максиме». Это мой любимый ресторан в Тулсе.
Жаклин понимающе хмыкнула.
— Что тут смешного?
— А то, что «Максим» — собственность Слэйда.
— Шутите!
— Нисколько. И приобрел он его совершенно случайно. Несколько лет назад один нефтяной брокер не смог выполнить условия договора, и Слэйд возбудил против него дело. Процесс он выиграл, и тогда тот парень, не имея наличных, предложил вместо денег ресторан. Слэйд говорит, что ресторанный бизнес слишком хлопотный, но ему нравится иметь в Тулсе место, куда он может прийти и где с него будут сдувать пылинки.
Обе рассмеялись.
— Я понятия не имела, что это его ресторан, — призналась Андреа. — Он ни слова об этом не сказал.
— Да, Слэйд такой. Гордится всем, чего достиг, но при этом не хвастает.
— Что касается Элизабет, — улыбнулась Андреа, — то тут он на грани бахвальства, хотя результаты тестов еще не пришли.
— Самоуверенности ему не занимать, даже в ситуациях, которые им не контролируются.
— По-моему, он вам нравится, — полувопросительно заметила Андреа, садясь на кровать рядом с Жаклин. — Я имею в виду как личность.
— Сейчас, да. Вначале, когда Гордон только познакомил нас, Слэйд показался мне чрезмерно самодовольным, самовлюбленным. Потом, когда мы прожили вместе несколько месяцев в Оклахоме и я получше его узнала, я поняла, что он настоящий джентльмен.
— А почему он не женат?
— Слэйд в шутку говорит, что девушки слишком уж настойчиво его преследуют, но подлинная причина в другом. Как у многих мужчин, у него есть своя ахиллесова пята. Он боится, что влюбится, а потом наступит разочарование. Сам он, конечно, в этом не признается, но я-то знаю.
— Может, он решил отдать свое сердце моей дочке, — Андреа зачесала назад волосики Либи. — Кажется, в нее он влюблен без памяти.
— Это верно. Вообще после всей этой путаницы в лаборатории Катлер заметно изменился. Но, как я уже вам говорила, он не любит раскрывать свои карты раньше времени. Между нами, я думаю, мы еще не знаем всего, что связано с этой историей. Но очень скоро узнаем, — пообещала Жаклин с улыбкой, отдавая ребенка Андреа. — А пока нам остается только гадать. Извините, я должна посмотреть, как обстоят дела с обедом.
Она встала и направилась на кухню.
После обеда Жаклин и Гордон остались с Либи, а Слэйд пригласил Андреа осмотреть ранчо.
— Хочу показать тебе одно совершенно особое место, — сказал Катлер с загадочным видом. — Место, которое не видел никто, кроме Гордона и строителей, которые там работали…
Спустившись с холма, они вошли в небольшую рощу, и скоро сквозь деревья Андреа заметила очертания какого-то строения. Подойдя вплотную, она увидела маленький домик.
— Это дом, в котором я вырос, — задумчиво сказал Слэйд.
— Не может быть!
— Несколько месяцев тому назад я ездил в Эль-Рено и увидел там объявление «Продается». Я заплатил старой леди, владелице дома, вдвое от запрошенной ею цены, потом распилил дом пополам и перевез сюда.
— Слэйд, зачем? — изумилась Андреа.
— Мне хотелось иметь такое место, где можно было бы уединиться и побыть с самим собой. Хочешь войти?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Пришлось обставить его заново. Вещи, принадлежавшие моим родителям, конечно, давно исчезли, но я постарался подобрать обстановку в том же стиле.
Катлер поднялся на террасу и открыл дверь.
— Электричества нет, так что я держу пару керосиновых ламп. Сейчас я их зажгу.
Андреа подержала дверь, чтобы лунный свет хоть немного осветил внутренность дома. Минуту спустя загорелась лампа. Внутри было очень скромно, но чисто и в полном порядке. На окнах даже висели занавески, а стены украшали простенькие картины.
Слэйд взял Андреа за руку и повел в крошечную спальню, в которой он в детстве спал вместе с Гордоном. У стены стоял маленький комод, рядом с ним — две металлические кровати.
— Вот эта была моя, — показал на стоявшую у окна кровать Слэйд. — Или точнее, моя стояла на этом месте.
Поставив лампу на комод, он сел на кровать и стал тихонько подпрыгивать на пружинах, как это иногда делают дети, потом сбросил сапоги и лег на спину, заложив руки под голову. Андреа ясно видела его задумчивое лицо.
— Андреа, иди ко мне. Будем любоваться луной вместе.
Она тихо прилегла рядом, свернувшись калачиком и положив голову ему на плечо. И так они долго лежали молча…
Потом Слэйд ласкал ее, сначала робко, почти целомудренно, затем все более увлекаясь и распаляясь. Повернув Андреа к себе, он жарко поцеловал ее, крепко прижимая к груди. Сердце ее бешено забилось, желание слиться с ним воедино нарастало, превратившись в непреодолимую жажду отдаться. Поцелуй закончился, и губы расстались, но она продолжала ощущать жар его дыхания и вкус его языка.
Слэйд шептал самые сладостные слова любви, какие она когда-либо слышала. Как могла она жить без мужской ласки, как могла жить без него?! Андреа закрыла глаза, обхватила руками шею Слэйда и прижалась к нему всем телом. Его теплые большие ладони накрыли груди Андреа, и упоительная страсть овладела всем ее существом.
За окном над деревьями встала луна, озарив комнату серебристым светом. Слэйд осторожно снимал с нее одежду, откровенно любуясь цветущим женским телом. Потом их души слились в одно чувство, одно желание — желание любить и наслаждаться. Они сотворили любовь там, где когда-то зародилась жизнь Слэйда.
На следующее утро Андреа проснулась от криков козодоя, сидевшего под окном спальни. Приподнявшись, она взглянула на стоявшую рядом детскую кроватку. Либи еще сладко спала. Солнечные лучи ярко освещали комнату, возвещая о начале нового дня.
Откинувшись на подушки, Андреа стала вспоминать вчерашний вечер. Утомленные ласками, они некоторое время еще оставались в доме его детства. Потом Слэйд отвел ее обратно на ранчо. Всю дорогу ни один из них не произнес ни слова, но это было не молчание отчуждения, а молчание любви и нежности.