— У нас было, где жить, что есть и во что одеться, но не более того.
В их семье не знали привязанности, не было любви, но хватало злобы. Их отчим имел тяжелый характер, и его мишенями с легкостью становились Тед и Джуди. Ради сестры он старался подставляться отчиму.
Дорис сжала его пальцы.
— Отчим… он бил тебя?
— Бывало.
— Поэтому ты начал бегать? Чтобы держаться подальше от него?
— Ага. В целом это срабатывало.
— Поэтому твоя сестра была так несчастна?
— Он побил ее несколько раз, и в конце концов я положил этому конец. Но, конечно же, он здорово ее доставал. Постоянно придирался к ней, давил на нее, выставлял ее дурочкой, никчемной. То же самое он пытался проделывать со мной, но я был упрям. И только больше ненавидел его за это. Джуди же не выдерживала, позволяла ему глумиться над собой.
— Как я сочувствую тебе, Тед, — прошептала она.
Они замолчали, погруженные в свои мысли, пока пушечная канонада на полигоне милях в десяти от городка не прозвучала с такой силой, что сотрясла дверь из металлической сетки и окна. Дорис замерла, а он хмыкнул.
— Как тебе нравятся ночные учения?
— Сначала я принимала выстрелы за грозу, но потом сообразила, что гром не может греметь с такой регулярностью. Когда-то это сводило меня с ума, но со временем я привыкла. Но вот такие громкие звуки все еще пугают меня. А Кэт даже не замечает их. Вы там стреляете в любое время дня и ночи. Но дочь выросла под эти звуки, и для нее они обычны, как пение птиц и стрекот кузнечиков.
Теду хотелось вернуться к началу их разговора и он спросил:
— Ты все еще хочешь доказать что-то, Дорн? — Не дождавшись ответа, он протянул руку и тронул ее за плечо. — Позволь мне обнять тебя.
Он не пытался уговаривать ее, обещать, что удовлетворится одним объятием, не будет назойливым. Просто выразил откровенное желание, которое так совпадало с ее собственным. Догадывался ли он, что именно этого она и ждала с того момента, как вошла в дом сегодняшним вечером, — оказаться в его объятиях?
— Никогда не могла сообразить, как аккуратно залезть в гамак, — засмеявшись, предупредила она. — Если мы оба свалимся на пол, заранее прошу прощения.
Но с его-то помощью не было ничего проще, чем улечься рядом, положив голову на сильное мужское плечо, — чего еще ей было желать. И когда его руки обхватили ее, она почувствовала себя в его власти и тут же вспомнила, как лежала вот так, именно так, в тот жаркий августовский вечер. Правда, тогда они оба были обнажены. Их сердца бешено колотились — ее сильнее, чем его, — и дышали они шумно и судорожно.
В состояние шока она пришла позже. А в те первые мгновения удовлетворение от любовных утех было слишком ошеломляющим, чтобы можно было о чем-то думать. Она только и могла, что упиваться его нежностью и отдавать без остатка свою. Он все знал — что и когда делать, где и как касаться ее, чтобы привести в неописуемый божественный экстаз.
Он точно знал — жаль, что лишь в те мгновения, — как заставить ее забыть Грега, забыть о верности ему, в которой она была так уверена. Он заставил ее затратить память обо всем на свете, кроме его нежности и ее собственной страсти, слившихся в возвышенном аккорде любовного гимна…
— Тед, ты влюблялся когда-нибудь?
Он замер от неожиданного вопроса, но лишь на мгновение.
— Так это от тебя Кэт унаследовала любопытство?
— Это слишком личное?
На такой вопрос ответить не трудно, особенно, когда прижимаешь к себе любимую женщину.
— Не может быть что-то слишком личным, если мы с тобой лежим вот так?
— Ты ходил на свидания в эти десять лет?
— Иногда.
— Почему ты не женился?
— Ну, прежде нужно же влюбиться.
— Не знаю, — прошептала она. — Я вышла замуж за Грега из преданности. А скорее — по обязанности. Потому что все ожидали от меня этого. Я почти верила, что именно этого я хочу.
— Потому что ты чувствовала себя виноватой в том, что переспала со мной.
— И это тоже. Вина — мощная побудительная причина.
— Поэтому я и не пришел к тебе, когда наш батальон вернулся домой, — признался он. — Я чувствовал себя виноватым за то, что соблазнил тебя, что пытался увести у друга невесту, желал его исчезновения, даже смерти. Я знал, что не смогу находиться в Уэст-Пирсе, и держался подальше от тебя. Поэтому еще до возвращения я договорился об обмене с одним сержантом из Норфолка. Пробыв здесь всего несколько дней, я отбыл в Виргинию.
— Ты не соблазнил меня.
Сейчас Дорис была так близка к нему, интимно близка. Подняв голову, она смогла различить его улыбку.
— Да я просто совратил невинную девушку.
— Нет, в тот вечер все было иначе.
Действительно, он не был назойлив, настойчив в домоганиях. Даже малейшего намека не подал, а лишь коснулся ее, и она — благословенно будь небо — вспыхнула. То, что началось как простое прикосновение, превратилось в неуправляемый пыл, разгорелось страстью, неодолимым желанием близости.
То было чудесное спасение от неутоленной жажды любви.
— Тед!
Он гладил ее волосы и, освободив от ленточки, расчесывал пальцами. Сильные руки, тяжелые и грубоватые, но так нежны их прикосновения.
— Тед, мне нужно сказать тебе…
Ласки мужчины осторожно привели его пальцы к кончикам прядей, к ее плечу, к мягкой коже, обнаженной круглым вырезом блузки. Даже такое простое, невинное прикосновение вызвало томительную боль в ее грудях, сделало прерывистым дыхание, оставив невысказанными слова.
Эти слова Дорис готовила долго, но сейчас они могли подождать.
Она не могла.
— О, Тед, — прошептала она, прижимаясь лицом к его груди, когда пальцы легко и нежно заскользили по ее телу.
Задняя дверь, заскрипев, открылась, и свет залил веранду. Дорис вздрогнула, зажмурившись от внезапного освещения. Попыталась сесть, но Тед не позволил ей.
Кэт обиженно уставилась на них.
— Почему вы мне не сказали, что выйдете на воздух? Я вас искала.
Лицо и голос девочки выдавали лишь явное неудовольствие, что о ней забыли, а не смущение и растерянность от увиденного.
Тед как ни в чем не бывало приподнялся и сел, опустив ноги на пол. Дорис неуклюже последовала его примеру.
— Дом не такой уж большой, — проговорила она виноватым, чуть хрипловатым голосом. — Так что долго искать тебе не пришлось. Ты не можешь заснуть?
— Я совсем не спала, — захныкала Кэт.
— Вот как? — Дорис не стала заострять внимание на заспанном виде дочери, на ее припухших глазах и следе, оставленном на лице одеялом, на растрепанных волосах.
— У меня болит рука. Как я могу спать со сломанной рукой, а?
