Вероятно, с хорошим видом на остров Санта-Каталина, размышлял он, нажимая кнопку лифта.
Он обнаружил, что его ладонь взмокла от пота, и нашел этот факт раздражающим и забавным.
К тому времени, как прибыл лифт, Слейд уже был не один. К нему присоединились еще трое, и, когда двери начали закрываться, вбежала женщина, волоча за собой ребенка. Двери, вздрогнув, снова открылись и затем закрылись окончательно. Маленький мальчик, вертясь и дергаясь, терся о ногу Слейда. Мать его выглядела раздраженной и измученной. Хорошо, что у него нет собственных детей.
Слейд наблюдал за мелькающими цифрами над дверью лифта, отмечающими этажи, и почти не дышал, сам того не замечая.
Он просыпался в два часа ночи под разрывы бомб, бежал от снайпера по городской улице, превращенной в груду камней, жил с беженцами в горах, разделяя их скудную пищу и еще более скудные надежды на мир, только для того, чтобы получить материал для газеты, и не мог вспомнить, чтобы ему было не по себе в самых критических ситуациях.
Тогда почему он чувствует себя так неловко сейчас, просто поднимаясь в лифте?
Возможно, ответ в том, что ни одна из тех ситуаций в то время не казалась ему реальной. Как будто он читал о своей жизни вместе с остальными читателями «Таймс».
Сейчас он чувствовал себя как в суде перед требовательным судьей.
Можно уехать из провинциального городка, где провел детство, но провинциальная мораль тебя не отпустит.
Он вышел из лифта на восьмом этаже. Последнем. И этажей больше не было. И не было больше возможности тянуть время. Когда двери лифта закрывались, Слейд чуть не решил спуститься вниз и забыть об этом деле. В конце концов, логично рассудил он, сон продолжается, пока реальность его не опровергнет, не разобьет в пух и прах.
Путь труса, упрекнул он себя. А прошло уже много времени с тех пор, как он запретил себе трусить. В его жизни нет места трусости.
Стрелки на стене указали ему дорогу. В конце длинного узкого коридора он повернул налево.
Вход в ее офис был в центре холла. Офис 812. Доктор Шейла Поллак, акушер-гинеколог, как сообщила табличка.
Изнутри доносилась тихая музыка.
Интересно, удивится ли она ему. Видит Бог, он сам удивлен тем, что стоит здесь.
Чувствуя себя оккупантом, вторгающимся в иностранное государство, Слейд повернул дверную ручку и вошел.
Приемная оказалась просторной. Светлые голубые стены усиливали ощущение безмятежности. Около низкого столика с мраморной столешницей стояли обитые голубой тканью стулья с блестящими светло-серыми подлокотниками в форме изогнутых звериных лап. По пять стульев с каждой стороны. Приемная напоминала уютную старинную гостиную, напоминала Шейлу.
Слейд подошел к регистрационному окну и постучал в матовое стекло. Окошко открылось, и медсестра с любопытством оглядела посетителя. Ее взгляд остановился на его руках. Возможно, она приняла его за коммивояжера фармацевтической фирмы.
— Привет, доктор Поллак здесь?
— Да, — ответила медсестра — Лайза, судя по табличке на накрахмаленном белом халате, — и терпеливо ждала продолжения.
— Не могу ли я ее видеть? — спросил Слейд.
Лайза подумала, что он не заметил табличку на двери.
— Может быть, вы ищете доктора Теодора Поллака, — вежливо подсказала она. — Шестой этаж, кабинет номер...
Теодор Поллак? Имя показалось смутно знакомым, но Слейд не вспомнил, где слышал его раньше. Неужели Теодор ее муж и он все это время ласкал замужнюю женщину в снах, а одну волшебную ночь — наяву.
— Нет, я хочу видеть Шейлу Поллак. — Он оглянулся. В приемной сидели три женщины, все беременные. Его губы слегка скривились. — Не по записи.
Странная фраза, подумала Лайза, затем поняла:
— О, вы хотите сказать, по личному делу.
— Да.
Очень личному, подумал он, чувствуя, как его пронизывает желание. Господи, он ведет себя, как подросток, едва достигший половой зрелости.
Лайза неуверенно посмотрела на него, затем невольно оглянулась. Доктор не упоминала, что ожидает посетителя, да еще такого необычного.
— Она сейчас занята.
Ну, он ждал так долго, подождет еще немного. Вряд ли стоило надеяться, что его примут с распростертыми объятиями.
Слейд кивнул, смиряясь с обстоятельствами.
— Я подожду.
Он выглядит совершенно чужеродным в приемной, подумала Лайза.
— Могу я передать ей, кто ждет?
— Конечно. — Он взял журнал, чтобы чем-то занять руки. — Скажите ей, что кое-кто хотел бы снова потанцевать в лунном свете, когда она освободится.
Одна из женщин за его спиной хихикнула. Усаживаясь, он улыбнулся в ответ, и под его мимолетным взглядом женщина покраснела.
Лайза закрыла окошко и, исчезая в одном из внутренних помещений, запоздало извинилась.
Шейла аккуратно положила только что взятую пробу из матки пациентки на стерильное стеклышко и запечатала его. И лишь после этого подняла глаза, чтобы выяснить, почему одна из ее медсестер вошла в смотровую во время обследования, едва постучав и не дождавшись разрешения войти.
Лайза чем-то смущена, подумала Шейла. Эта молодая медсестра работала с ней с того дня, как она открыла частную практику напротив Мемориальной больницы Харриса. Мало что могло вывести ее из себя, и в Шейле шевельнулось любопытство.
Оттолкнувшись от стола, она осторожно встала с табурета.
— Что стряслось, Лайза? Кого-то снова стошнило на стул в приемной?
В последний раз, когда это случилось, химчистка не смогла спасти стул. Пришлось обить его заново. Учитывая непрерывный поток беременных женщин, которых Шейла осматривала в последнее время, странно, что это не происходило чаще. Конечно, можно было бы натянуть полиэтиленовые чехлы, но Шейле эта идея не нравилась. Половине ее пациенток и так достаточно неудобно, чтобы еще отлеплять отяжелевшее тело от полиэтилена каждый раз, как приходится вставать.
Лайза отрицательно покачала головой и ответила не сразу. Нерешительно взглянув на пациентку, она понизила голос:
— В приемной мужчина, и он хочет вас видеть.
Не так уж необычно, подумала Шейла. Она положила образец на стол рядом с наклейкой. Лаборатория забирала анализы в три. Не забыть бы отдать этот анализ Рут, чтобы отправить его вместе с остальными.
— С женой? — рассеянно спросила она.
