Да, Глэдис видела Джеффри Гамильтона на фотографиях, но в жизни он производил какое-то странное, волнующее впечатление. Теперь ей стало понятно, отчего Сандра захотела стать его женой. Ее удивляло, что честолюбие Сандры побудило ее оставить Джеффри ради Андре, который, безусловно, был весьма хорош собой, но явно уступал Джеффри в мужественности.
– Идем.
Он протянул ей руку, и Глэдис ничего не оставалось, как пойти с ним через холл в библиотеку.
Комната оказалась очень большой, но чувствовалось, что ею давно не пользовались: в воздухе пахло сыростью и витал дух запустения. Но в камине уютно потрескивал огонь, и через какое-то время Глэдис начала различать запах крепких сигар. Вдоль трех стен тянулись книжные полки, заставленные книгами, а четвертую занимал камин и невысокий застекленный шкаф с коллекцией различных фигурок, выполненных, насколько могла судить Глэдис, из полудрагоценных камней: нефрита, янтаря, яшмы, малахита. Посередине располагался массивный письменный стол красного дерева, на котором стоял поднос с напитками, рядом с ним вертящийся стул, а перед камином два глубоких кресла, обитых светло-коричневой кожей, довольно потертой на вид. Пол устилал ковер, выгоревший и стершийся от времени.
Глэдис прошла вперед и неуверенно остановилась посередине. Джеффри закрыл дверь, затем подошел и указал на кресла у камина.
– Присаживайся, – предложил он, и его рука уверенным жестом отыскала на столе поднос с напитками.
Глэдис безропотно села в кресло – во-первых, потому что от волнения чувствовала слабость в ногах, а во-вторых, так была дальше от него. Конечно, ситуацию можно было бы счесть несколько забавной, если бы Глэдис знала, чего он от нее хочет и что может сделать, чтобы заставить ее остаться.
И вновь у нее возникло искушение признаться, что она никакая не Сандра, но, посмотрев, как он возится с бутылками, Глэдис передумала. Со стороны он не казался таким уж беспомощным, во всяком случае на первый взгляд.
– Что ты будешь пить? – поинтересовался он, повернувшись к ней. – Джин с тоником? Виски с лимоном? А может, твой любимый? – Внезапно он криво усмехнулся. – Или за это время у тебя изменился вкус?
Глэдис охватили сомнения. Насколько она знала, любимым напитком Сандры был мартини. Что ж, она тоже вполне может сделать несколько глотков.
– Мой любимый, если можно, – не слишком уверенно согласилась она.
– Отчего ж нельзя? Для тебя все что угодно, дорогая, – отозвался Джеффри, и Глэдис отчетливо услышала в его голосе саркастические нотки. Он подал ей бокал и, когда она взяла, стал наливать виски для себя, держа горлышко бутылки над стаканом так, чтобы не пролить. – Давненько не виделись.
Глэдис кивнула, потом вспомнила, что он не видит, и тихо сказала:
– Да.
Он вскинул свои густые темные брови.
– Знаешь, а ты изменилась. Раньше ты не была такой… тихой, – заметил он, опершись о край стола. – Я, конечно, знал, что ты приедешь, но не думал, что так быстро.
Глэдис сделала маленький глоток и поморщилась: мартини был слишком сухим, на ее вкус. По-видимому, именно так и любила Сандра, но она предпочла бы, чтобы было побольше вермута и поменьше джина. Впрочем, сейчас ей явно не помешает выпить – для храбрости.
Итак, она была права: Джеффри попросил Сандру приехать. Но зачем? Было ли это известно Сандре?
– Ну, как тебе наш с тобой дом? – поинтересовался он, и Глэдис ухватилась за эту тему как за наименее опасную.
– Сыроват, – ответила она. – Наверное потому, что он так долго пустовал.
– Да, долго, – согласился он, и уголки его губ угрюмо опустились. – Слишком долго. А что думаешь ты, Сандра?
Глэдис не вполне понимала, к чему он клонит. Зачем он вызвал сюда Сандру? Сжав губы, она пристально вгляделась в спрятанные за темными стеклами глаза. О чем он думает? Неужели настолько наивен, что полагает, будто ему удалось призвать к себе блудную жену, которая без малейших угрызений совести бросила его шесть лет назад? Если даже после того случая, когда он пытался покончить с собой, он, больной и слепой, не смог пробудить жалость и сострадание Сандры, как ему пришло в голову, что она вернется к нему сейчас, когда находится на пике успеха и славы?
С каждой минутой, с каждым произнесенным словом ситуация все больше осложнялась и запутывалась, а за окном между тем смеркалось, и Глэдис охватило беспокойство. Дело не только в том, что она притворяется другим человеком. Даже если бы она на самом деле была Сандрой, то наверняка испытывала бы то же самое ощущение – будто ее заманили в ловушку и заперли вместе с этим мужчиной в темноте, в которой он живет вот уже несколько лет.
– Налить еще? – спросил он, но Глэдис, взглянув на свой почти нетронутый бокал, отказалась.
– Я… пожалуй, я поеду, – пробормотала она и скорее почувствовала, чем увидела, как он напрягся. – Я не могу остаться.
– Почему? – резко бросил он. – Здесь же три десятка комнат, и тебе это прекрасно известно.
Глэдис потянулась, чтобы поставить бокал на каминную полку и протянула холодные ладони к огню.
– Боюсь, ты не понимаешь, – начала она, решив, что игра заходит слишком далеко и пришла пора покончить с ней, но он не дал ей договорить.
– Нет, это ты не понимаешь, Сандра, – заявил он ледяным тоном. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что я вызвал тебя сюда не для светской беседы. И я не намерен отпускать тебя. Как ты прекрасно понимаешь, я ничем не угрожаю твоей распрекрасной глянцевой жизни, которую ты себе устроила! – Он плеснул себе в стакан еще виски и резко повернулся к ней.
Если б Глэдис не знала, что Джеффри слепой, то могла бы поклясться, что он видит, как она нервничает, сидя на краешке кресла.
– Ты приехала, потому что испугалась того, что я написал тебе в своем электронном письме. Нет, ты до конца не поверила и решила удостовериться лично. Я же понимаю, как ты присматриваешься ко мне, пытаясь понять, действительно ли я способен на это.
Это было уж слишком. Глэдис вскочила.
– Послушайте, мистер Гамильтон, я очень сожалею, что не призналась сразу, – ее голос слегка дрожал от страха и нервозности, – но я… я не ваша жена. Я не Сандра Гамильтон. Меня зовут Глэдис Рейли, и я не понимаю, о чем вы говорите.
На несколько мгновений в комнате повисла тяжелая, почти осязаемая тишина. Лицо его заметно напряглось, пока он переваривал услышанное, затем губы дрогнули в циничной усмешке, и он резко и неприятно рассмеялся.
– Браво, моя дорогая, браво! – саркастически воскликнул он. – Ничего не скажешь – вот игра, достойная такой блестящей лицедейки, как ты. Прикрыться чужим именем – как это ловко, как умно! Разве несчастный слепой может быть уверен, что ты – это ты, особенно если столько лет тебя не видел? Да за такое время и голос, и лицо, и фигура могут измениться до неузнаваемости, особенно при современном уровне пластической хирургии. И как проверить, правда ли это…
