Он был сейчас так близко, что она могла разглядеть до мельчайших подробностей его лицо: характерный разрез темно-серых глаз, длинные пушистые ресницы и даже несколько серебряных волосков, прокравшихся в черную как вороново крыло шевелюру. Она не сомневалась, что он собирается поцеловать ее, – это было написано у него на лице. Констанс быстро шагнула в сторону и распахнула дверцы буфета.
– Как насчет бисквита к кофе?
Он улыбнулся, почувствовав ее смятение, и снова привалился к дверному косяку, небрежно сложив на груди руки.
– Спасибо, не хочу.
Она разлила кофе в чашки и подхватила поднос.
– Ну, теперь можно завтракать!
– Я отнесу! – категорично заявил он.
Поколебавшись, она передала поднос Дориану, и как только пальцы их соприкоснулись – случайно или нет, Бог его знает! – по телу ее пробежала крупная дрожь. И Констанс стало ясно, что в последующие полчаса ей придется собрать все свои силы, чтобы выглядеть равнодушной и спокойной.
А она – увы! – никогда не была хорошей актрисой.
– Что ты делала с тех пор, как мы расстались? – Дориан сидел, закинув ногу на ногу, и держал на весу чашечку кофе.
Констанс чуть пожала плечами.
– Ничего особенного. Отец умер несколько лет тому назад.
– Да я в курсе. Но я не об этом спрашиваю.
– А больше ничего и не происходило.
Он снова вскинул вверх черную бровь.
– Так уж и ничего? Между прочим, ты за это время успела выйти замуж и открыть свой магазин.
Господи, как же хороша она была сейчас! Он столько думал о ней, так часто видел ее во сне… но реальность оказалась просто ошеломляющей.
– Но ведь ты об этом и так уже знаешь! Моя жизнь ничем не примечательна.
– А тогда, когда ты ушла? – Дориан никак не мог понять, почему она не захотела закончить образование.
Этот день врезался в его память на всю жизнь. В первый момент он подумал, что через пару часов она вернется. Но этого не произошло, и он пришел в ярость, а потом, уже в отчаянии, стал звонить ее подругам, и, в конце концов, родителям.
Бернис Картер с удовольствием сообщила зятю, что Констанс находится в родительском доме, пребывает в полном здравии и не желает больше никогда слышать даже имя Дориана, а тем более – разговаривать с ним.
Но он никак не мог поверить в то, что дело зашло так далеко. Да, у них с женой были проблемы, но разве нельзя все обсудить и договориться?
И все же, сколько бы он ни звонил, Констанс так и не подошла к телефону, а когда он приехал, теща не пустила его на порог. Тогда Дориан пришел к жене на работу и узнал, что она уволилась. В конце концов, ему ничего не оставалось, как смириться с тем, что их совместная жизнь закончилась…
– Я вернулась к родителям, – сообщила Констанс.
– Об этом нетрудно было догадаться, – сухо отозвался он. – Между прочим, я пытался тогда переговорить с тобой.
– Да, я знаю, – согласилась она. – Мама говорила мне об этом.
Выходит, это она поручила матери роль неприступного стража ворот. Как же нужно было его ненавидеть, чтобы не хотеть даже разговаривать! Губы Дориана сжались от обиды и горечи.
– Что они сказали? Наверное, обрадовались? – глухо спросил он.
– Мама всегда считала, что мы поторопились с браком, – уклончиво ответила Констанс.
– В самом деле? – Дориан не смог сдержать сарказма в голосе.
Может быть, это и было правдой, но не всей. Мать Констанс с самого начала невзлюбила его. Она не желала смириться с тем, что ее единственная дочь вышла замуж за нищего студента, и строила куда более претенциозные планы по поводу будущего Констанс. Сама миссис Картер держала мужа под каблучком, и тот покорно подчинялся властной супруге.
– А как отреагировали твои родители? – поинтересовалась Констанс.
Дориан пожал плечами.
– Они расстроились. Говорили что-то вроде: «Вечно вы, молодые, ничего не желаете слушать!» и «Почему тебе всегда нужно учиться на своих собственных ошибках!» Зато их обрадовало мое решение вернуться в университет. Они сейчас в Америке. А почему ты не продолжила учиться?
– У меня были свои причины, – сказала Констанс еле слышно, и Дориан заметил, что она избегает глядеть ему в глаза.
– Ты предпочла работать? – спросил он осторожно.
– Что-то в этом роде, – ответила она.
– А потом встретилась с богатым мужчиной и решила развестись со мной, – прибавил он, не в силах скрыть горечи.
– Все было не совсем так, – запротестовала она.
– Счастье, купленное за деньги! – пренебрежительно фыркнул он.
Всю свою недолгую совместную жизнь они постоянно ссорились из-за денег. Но Дориану и в голову не могло прийти, что они значили для Констанс так много.
Он приехал к ней после окончания университета. Перед ним открывались многообещающие перспективы, и теперь он мог предложить ей куда больше, чем раньше, а главное – его любовь не стала меньше. Тем более страшным ударом оказалось для него известие о том, что Констанс снова вышла замуж. Она жила теперь в большом доме с собственной конюшней, ездила на самых модных автомобилях, проще говоря, осуществила все то, о чем они когда-то мечтали вместе.
– Дориан, это что – допрос с пристрастием? – с укоризной спросила Констанс.
– Я просто хочу знать, – бросил он, чувствуя, как обида и гнев раскаленными клещами сжимают сердце. – Мне это важно.
– Почему? – резко спросила она.
– Неужели не понятно? – Глаза его недобро блеснули. Ведь ты всегда считала, что все наши проблемы кроются в отсутствии денег.
– Отчасти, – признала она, – но не только. Наши родители были правы. Мы оказались слишком молоды для такого испытания. Все это время мы думали только о себе, и каждый стоял на своем. О том, чтобы пойти на уступки друг другу, не было и речи. Мы были эгоистами до мозга костей, вот в чем дело.
– Эгоистами? – спросил он, приподняв бровь.
Конечно, Констанс была права. Они действительно оказались не готовы к семейной жизни. Ни он, ни она не представляли, сколько денег уходит на содержание дома. Если бы они прислушались к совету родителей и поженились, закончив учебу и найдя приличную работу…
– Теперь я вполне счастлива, – сказала Констанс, отвечая на вопрос, заданный им раньше. – А ты?
Дориан никогда не задумывался об этом. Конечно, когда он узнал о ее повторном замужестве, о счастье не могло быть и речи. Он менял женщин с такой скоростью, что потерял им счет, запил и вообще творил такое, о чем теперь вспоминать не хотелось.
Но, в конце концов, он сумел взять себя в руки, решив, что Констанс не стоит таких душевных страданий, и долгое время вполне обходился без женщин.
Так счастлив ли я? – задумался Дориан.
