Глаза его вспыхнули каким-то диким пламенем.
Насмешка, прозвучавшая в его голосе, выдала его с головой. Он вел себя как раненый зверь. И хотя на языке у нее вертелся столь же резкий ответ, она себя сдержала. Не стоило мстить ему за эту импульсивную ярость.
— Наш брак не зависит от таких преходящих моментов, господин Фарли, — сказала она со спокойной глубокой убежденностью. — Он основан на взаимных обязательствах.
— Пока смерть вас не разлучит?
— Да, именно так обстоит дело со мной и Дейлом.
Еще несколько мгновений Джим Фарли боролся с собой, затем мрачный блеск в его глазах сменился выражением печальной покорности.
— Именно так было с Камиллой и Рихардом, — промолвил он с горькой иронией.
— Извините, — прошептала Лейла, испытывая мгновенное чувство сострадания, уже забыв о грубости, которую он только что себе позволил, и о смятении, посеянном им в ее душе.
Он криво улыбнулся.
— Простите, что злоупотребляю вашим временем и терпением. И благодарю вас.
Джим Фарли повернулся и пошел к двери.
Лейла внезапно почувствовала, что на этом не закончились их отношения, но сейчас она ничем не могла помочь ему в его горе.
— Прощайте, господин Фарли, — сказала она мягко, надеясь, что он найдет утешение с кем-нибудь другим.
— Нет. Не прощайте, — отрывисто возразил он и поглядел на нее. И его глазах читалась уверенность, сметающая все преграды. — Мы еще встретимся с вами, Лейла Дитерли. Наш день и час придет.
От его слов учащенно забилось сердце. И он это почувствовал, подумала она, потрясенная.
— До свидания, Лейла, — сказал Фарли со значением.
Он закрыл дверь, как бы подводя черту под этой встречей. Но она знала, что их пути пересекутся в другое время и в другом месте. Но когда? — думала Лейла.
Она протянула руку и взяла стеклянное пресс-папье. Оно потускнело от его пальцев и было холодным на ощупь. Лейла вздрогнула и отбросила пресс-папье прочь.
— Я люблю Дейла, — горячо повторяла она. — Я буду любить его всю жизнь. Сегодняшняя встреча ничего не сможет изменить. Ничто никогда не сможет этого изменить.
В порыве внезапно охватившего ее необъяснимого чувства она нашла пресс-папье и засунула его в нижний ящик своего письменного стола. С глаз долой.
Проблема Фарли не исчезла с его уходом. Лейла уже начинала сожалеть о случившемся. Память об этой встрече вставала между ней и Дейлом, грозя разрушить гармонию их взаимоотношений.
Обычно Лейла рассказывала Дейлу обо всем более или менее интересном, что происходило в клинике или в Центре, но сейчас она утаила от мужа подробности визита к ней Джима Фарли. Она даже изображала отсутствие интереса, когда Дейл что-то говорил о нем, и быстро уводила разговор в сторону, переключая на менее опасные темы.
Лейла чувствовала, что Джим Фарли каким-то образом представляет угрозу благополучию ее брака. Их встреча оставляла ощущение неизбежности каких-то значимых перемен. Лейла боялась этого и делала все, чтобы забыть случившееся.
Через три дня Джим Фарли вновь появился в вечерних новостях телевидения. Его мужественное лицо смотрело на нее с экрана в упор, заставляя сердце бешено колотиться. Не в силах выдержать этого напряжения Лейла вскочила с места.
— Пойду накрою на стол.
Она оставила Дейла одного досматривать телевизионные новости и занялась приготовлением ужина, чтобы хоть немного отвлечься.
Дейл появился через несколько минут.
— Поиски Адели Эрнст прекращены, — сообщил он с гримасой боли.
— Почему прекращены?! — воскликнула Лейла в смятении.
Безусловно, она понимала, что шансов на спасение девочки нет, но ведь пока она не будет найдена, еще можно надеяться, хотя бы надеяться.
— Прекращены потому, что нашли что-то из ее одежды.
— А сам ребенок?
Дейл покачал головой.
— Только одежду. И, кроме того, рядом с норой динго.
— Боже!
Это сразу вызвало в памяти Лейлы случай с Азарией Чемберлен, когда собака-динго утащила десятинедельного младенца из лагеря аборигенов в Эйерс-Рок.
— Но Адели Эрнст два года, — возразила Лейла, — и, наверное…
— Полиция считает одежду неопровержимым доказательством.
— И не нашлось никаких других ее следов?
— Очевидно, нет. Да и вряд ли можно ожидать чего-нибудь утешительного по прошествии стольких дней, Лейла, — добавил он мягко.
Ее плечи опустились.
— Да, пожалуй.
— Хотя Джим Фарли не может все же смириться с этим. Это вполне объяснимо.
— Да, — только и ответила она, целиком сосредоточившись на приготовлении салата.
Такие, как Джим Фарли, не привыкли к неожиданным поворотам судьбы. Но ему придется принять и худшее, если у него не будет выбора, мрачно подумала она.
Возможно, эта мысль и явилась толчком к последующим ее действиям. Лейла внезапно повернулась к Дейлу, и с ее губ слетели слова:
— Я думаю, нам пора стать настоящей семьей. Готов ли ты стать отцом, Дейл?
То, как изменилось лицо мужа, наполнило сердце Лейлы ликованием. Он улыбался, и улыбка его сияла восторгом, глаза светились счастьем.
— Более чем готов, если ты согласна, моя дорогая, — проговорил он и заключил ее в объятия.
Затем последовала ночь радужных планов на будущее и бурной любви, которая полностью вытеснила Джима Фарли из головы Лейлы.
Мысль о будущем ребенке все еще согревала ее, когда на следующее утро она осматривала малышей, приведенных в клинику их гордыми мамами. Лейла всегда любила эту часть своей работы в Центре общественных служб.
Потребовалось определенное время, чтобы местные жители оценили ее и стали воспринимать как человека, способного дать полезный совет. По-видимому, ей было легче, чем любой другой медицинской сестре, так как и она, и Том Вильсон были приемными детьми в одной и той же семье, и, хотя между ними не было кровного родства, она считалась его сестрой.
Аборигены доверяли Тому. Это он убедил правительство построить Центр и явился организатором разработки программ развития, которые не только ставили своей целью нынешнее благополучие коренных жителей, но и поддерживали их древние обычаи и культуру.
В Центре бережно пестовали искусство и фольклор аборигенов. Общины собирались и держали совет, разрешая спорные вопросы и ставя цели, которые ориентировали людей на самостоятельность, а не на пассивное ожидание помощи со стороны правительственных фондов. В первые годы возникало много недоразумений относительно социальной программы для коренных австралийцев, но теперь ей уделялось больше внимания во многом благодаря таким людям, как Том, которые перекидывали мостик между старым и новым миром.
