Она отвернулась и уже в который раз невольно залюбовалась окрестностями. Вдалеке виднелась Микенская крепость, развалины дворца на холме, Львиные ворота… Благодаря Шлиману мир многое узнал о сокровищах раскопанных им гробниц; великий ученый доказал справедливость слов Гомера о «златообильных Микенах»… И этот холмистый ландшафт, поросший оливами и лимонными деревьями, утаивал еще немало от людских глаз. Быть может, вон тот пригорок скрывает величественный храм или дворец, подобный Кносскому…
Джейн посмотрела левее и увидела приближающегося Стюарта. Он был высок и красив, а его голубые, почти как у нее самой, глаза улыбались ей.
— Ты похожа на одинокую богиню, скорбящую на обломках своего поверженного пьедестала, — весело заметил он, садясь рядом. — Да будет ли позволено ничтожному смертному приблизиться и нарушить святое уединение?
— Да ну тебя! — рассмеялась она и машинально обняла его за плечи, не подумав о том, что из-за стоящего невдалеке столика за ней могут наблюдать чьи-то внимательные глаза. — Как дела? Уже расчистили вход?
— Почти. Но давно могли бы уже закончить, если бы доктор Воллас не тянул время.
— Он все никак не может решиться. — Ее ответ прозвучал так холодно и сухо, что Стюарт удивленно взглянул на свою невесту. — Мы здесь уже три месяца, а он все топчется на пороге.
— Вполне понятно, что он хотел сначала расчистить остальные гробницы, и шахтовые и купольные, ведь ты же знаешь, это не так просто… — Он замялся, но все-таки продолжил: — Знаешь, похоже, что бы он ни делал, тебе все не по нраву. В чем дело, дорогая?
— Просто он мне не нравится.
— Не могу понять, почему. Да, он резковат, властен, порой даже груб, но мы все любим и уважаем его. Он действительно гений! А ты ни разу слова доброго о нем не сказала. Даже странно…
— Мы друг друга недолюбливаем, и, знаешь, Стюарт, я подумываю вернуться домой.
Она говорила отрывисто, живо вспоминая бесконечные язвительные придирки Волласа к ее работе. А работать она умела и знала это. Пусть ее опыт раскопок и невелик, но она всегда добросовестно и аккуратно выполняла все поручения. Претензий не было никогда. А здесь… Каждое ее движение, каждое слово вызывали у доктора непонятное раздражение, которое он даже и не пытался скрыть. Девушка страстно любила археологию, но работать и дальше в подобных условиях просто не могла.
— Домой?? — ошарашенно переспросил Стюарт. — Ради Бога, Джейн, что случилось? Ты же всех нас провалишь! Если уедешь ты, придется уехать и нам.
— Вы с Полин вполне можете остаться.
— Ты отлично знаешь, что я без тебя здесь не останусь. — Она молчала, и он продолжил: — Ведь тебе так нравится Греция…
— Греция? Да я ее практически не видела!
— Ты здесь не на прогулке, дорогая, — нахмурился Стюарт. — Что же все-таки случилось?
Джейн колебалась с ответом, ее глаза были прикованы к Полин, снова склонившейся над блокнотом.
— Я устала от роли бессловесной рабы, — наконец сказала она. — Устала, что мне то и дело дают по рукам, не давая спокойно работать…
«Почему он так невзлюбил меня? — думала она, продолжая говорить. — Впрочем, всем от него достается… Всем, но не так часто, как мне! Вот, например, Стюарт. Он всем доволен, потому что Воллас его почти не трогает… Не трогает?.. О, Боже! Он же его просто не замечает! Интересно, почему?»
— Дает по рукам? — снова переспросил Стюарт. — Что ты имеешь в виду?
— Постоянно поправляет, словно я дитя неразумное и сама не знаю, что и как надо делать.
— По-моему, ты преувеличиваешь. Ты, наверное, действительно устала.
— Да, устала, но не физически.
— Устала работать с Волласом?
— Именно.
Стюарт задумался.
— Не могу видеть тебя несчастной, дорогая. Я что-нибудь придумаю. Обсудим это после ужина.
— Гай не захочет возвращаться.
— Ему придется. Твое счастье важнее любых раскопок.
Она благодарно улыбнулась ему.
— Ты так добр ко мне, Стюарт…
— А как же иначе? — улыбнулся он в ответ и, не обращая внимания на пару за столом, поцеловал ее в щеку.
— Должно быть, пора возвращаться к работе, — вздохнула Джейн. — Как приятно сидеть просто так на солнышке…
Стюарт взглянул на часы:
— Да, юная леди, ваши полчаса истекли. Вставайте, и за дело!
Они вместе направились к раскопу, пройдя совсем близко от стола. Доктор Воллас перестал диктовать, и его черные глаза с явным осуждением скользнули по молодым людям… Затем он задумчиво посмотрел на сидящую перед ним красивую девушку.
— Нет, ты посмотри! — взорвалась Джейн. — Он даже не кивнул! Это просто невыносимо!
— Тише, он может услышать.
— Наплевать!
— Ну, дорогая, грубить совсем ни к чему. Что это на тебя накатило?
— Он посмотрел на нас, как на каких-то преступников. Видимо, в его стране замужней женщине нельзя сидеть рядом с другим мужчиной.
— Но он должен знать, что на Западе правила не так строги, — только и ответил Стюарт.
Через несколько минут они уже вернулись к своей работе: он отправился расчищать вход в гробницу, а она — обрабатывать находки.
Она работала уже около получаса, когда к ней спустился доктор Воллас.
— Вы еще не закончили? — Его тонкие нервные пальцы выхватили из кучки золотых вещиц изящную брошь. — Вы полагаете, что уже достаточно ее очистили?
— Я боялась перестараться, она такая тонкая… — Она не решалась поднять глаза. — Я просто не хочу ничего сломать.
— Если работать аккуратно, никакого вреда не будет, — сухо заметил он, возвращая ей брошь. — Доведите дело до конца.
Она прикусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не ответить ему резкостью.
— Что ж, я постараюсь.
— Это занимает у вас слишком много времени, миссис Брайнт. Позвольте напомнить вам, что к концу недели все находки должны быть отправлены в музей.
— В таком случае, мистер Воллас, мне потребуется помощь. — В ее глазах сверкнул гнев. — Я и так делаю все, что могу.
— О, если это все, на что вы способны, то вам действительно нужна помощь! — нехорошо усмехнулся он. — Я пришлю мисс Гилберт.
Гнев девушки мгновенно испарился. Уже дважды сталкивалась она с этой ужасной мисс Гилберт, и каждый раз дело кончалось скандалом. Доктору это было отлично известно. Мисс Гилберт долгие годы работала его ассистентом. Женщина умная и знающая, она, так и не выйдя замуж, превратилась в свои тридцать пять лет в ученого сухаря, в жестокое бесполое существо, невосприимчивое к чувствам и проблемам других. Работа стала для нее всем, а остальное не имело никакого значения. Поговаривали, правда, что она давно влюблена в своего шефа.
