— Ну что ж, это отрадно. Похоже, ею и в самом деле можно гордиться. Вы прекрасно поработали, мистер Беллами. Полагаю, что адрес, по которому можно связаться с миссис Лоусон, вам известен?
— Разумеется, сэр. Ее адрес вы найдете в папке с документами.
Поговорив еще немного со своим гостем, лорд Лайонел отпустил его и, вернувшись в кресло, вновь принялся рассматривать оставленные мистером Беллами фотографии.
…Вирджиния… Сколько боли и утраченных надежд было связано с этой необыкновенной женщиной! Они познакомились, когда ему было тридцать пять, а ей всего девятнадцать. Она была красива какой-то особенной красотой, той самой, которая навсегда оставляет след в сердце мужчины. Он так увлекся ею тогда, что позабыл обо всем на свете. Элизабет, конечно, догадывалась о том, что в его жизни появилась другая женщина, но за все то время, что он был женат на ней, не задала ни единого вопроса. Спроси она его тогда, он бы, наверное, не стал ничего скрывать, открыл бы всю правду и попросил развода. Но Элизабет молчала, а он, положившись на волю Бога, предпочел брать от жизни все лучшее, что она могла в те дни предложить ему. То хрупкое семейное равновесие было разрушено рождением Эйприл. Он хорошо помнил тот день. Малышка, едва он только взял ее на руки, открыла глаза и, чуть сморщив крошечный носик, улыбнулась ему. Медсестра, правда, принялась уверять его, что это всего-навсего так называемая желудочная улыбка, но у него не было ни малейшего сомнения, что малышка улыбнулась именно ему. Эйприл родилась утром двадцать шестого января, и в тот же день вечером он узнал о том, что его кандидатура выдвинута на второй срок в парламент. Это и решило все. Уже несколько веков его предки состояли членами палаты пэров, и он, сэр Лайонел Барнслоу, должен был продолжить эту традицию. Они с Вирджинией вместе приняли тогда решение расстаться на некоторый срок. Но разве мог он предположить, что срок этот растянется на целых двадцать три года? Несколько месяцев они, правда, еще продолжали видеться, но потом… Потом и Вирджиния, и Эйприл как в воду канули. Квартира, в которой она жила вместе с маленькой дочкой, оказалась пуста, а старый консьерж на все его вопросы только беспомощно разводил руками. Он бродил по утопающему в весенних цветах Парижу в надежде встретить ее, но все его усилия были тщетны. Вирджиния и малышка исчезли, и найти их было труднее, чем отыскать алмаз в мутной воде. С одной стороны, ему была понятна ее боль, ее отчаяние, но с другой… Слишком многое было поставлено им на карту, слишком многое.
Взяв со стола оставленные мистером Беллами фотографии, он еще раз взглянул на лицо Вирджинии.
Господи, как же она хороша! И почти совсем не изменилась. Улыбка, фигура, волосы — все осталось прежним. И только в глазах появилось что-то такое, чему он не мог пока подобрать названия. Затаенная грусть?.. Впрочем, это всего лишь фотографии, решил он, в реальности все может обстоять иначе.
Подойдя к огромной стеклянной двери, что отделяла его кабинет от небольшого навесного балкона, сэр Лайонел несколько минут наблюдал за бушующей бурей, а затем, поддавшись порыву, шагнул из тепла комнаты в холод внешнего мира. Дождь уже кончился, но холодный ветер дул с такой силой, что чуть не сбил его с ног. Под его внешней холодностью всегда скрывалась страстная натура, и бушевавшая вокруг буря была потрясающе созвучна тому, что творилось сейчас в его душе. После исчезновения из его жизни Вирджинии и смерти Элизабет рядом с ним были, конечно, и другие женщины, но ни одна из них так и не смогла завоевать его сердце. Элизабет он любил сдержанной холодноватой любовью, тогда как вся его страсть была отдана Вирджинии. Сейчас, когда стало наконец известно, где ее искать, сэром Лайонелом овладело безумное, жуткое нетерпение. Подумать только, ведь совсем скоро он сможет вновь обнять ее, прижаться к ее губам, ощутить мягкость ее шелковистых волос. В какой-то момент ему даже показалось, что он чувствует тот дивный, сводящий с ума запах, что исходил от ее юного тела.
Какое счастье, что мистер Беллами нашел ее! Теперь, когда ничто уже не стоит между ними, они смогут наконец жить одной семьей, и он сделает все возможное, чтобы мать и дочь были счастливы с ним.
Продрогнув, сэр Лайонел вернулся в библиотеку, спрятал в сейф все принесенные мистером Беллами документы и отправился на поиски Найджела. Дворецкого он нашел в оранжерее, где тот пытался своими силами закрыть одну из заклинивших створок выходящего в сад окна. Окинув внимательным взглядом ряды розовых, белых и желтых хризантем, сэр Лайонел с удовольствием втянул в себя их горьковатый, усиленный дождем запах. Хризантемы всегда были его любимыми цветами, и Вирджиния так же, как он, любила их. Однажды, когда она приехала из Парижа к нему в Лондон, он преподнес ей огромный букет этих чудных осенних цветов. В тот день он увез ее в Ричмонд, и они долго гуляли по его окрестностям. Затем он взял напрокат лодку и, сидя рядом с ним, Вирджиния бросала в черную гладь воды белые, словно сделанные из тончайшей кожи лепестки. Подхваченные течением, лепестки плыли вслед за лодкой, и Вирджиния, смеясь, говорила о том, что это не лепестки, а шлейф свадебного платья.
Негромкое покашливание вернуло сэра Лайонела из мира воспоминаний.
— Вы что-то хотели, сэр? — услышал он голос дворецкого.
— Да, Найджел, хотел. Необходимо привести в порядок розовую и голубую гостиные, а также прилегающие к ним спальни и ванные комнаты. Они должны быть готовы уже через два, максимум — через три дня.
— Мы ждем гостей, сэр?
— Да, Найджел. Очень важных гостей! И я хочу, чтобы к их приезду комнаты были в безупречном состоянии. И еще. Позвони на аэродром и попроси Джеймса подготовить самолет. Вылет завтра, в шесть вечера. Место назначения — Вена.
— Сказать Марте, чтобы подготовила ваши вещи, сэр?
— Да. Скажи ей, чтобы положила три смены белья, несколько сорочек и бритвенные принадлежности. Я уеду ненадолго.
— Простите, сэр, а как быть с мистером Дэнисом и мисс Патрисией?
— Как быть? Да никак. Они уже достаточно взрослые люди и в состоянии сами позаботиться о себе. Скажешь им, что я улетел по своим делам.
Найджел еще долго с недоумением смотрел вслед. Таким сэра Лайонела он не видел уже давно. Ироничное выражение вдруг исчезло с его лица, и оно вновь стало таким, каким было много лет назад, когда Найджел впервые увидел его.
После обильного снегопада, который с небывалой силой обрушился вдруг на Нью-Йорк и все северное побережье, Эйприл не терпелось поскорей очутиться в куда более приветливой по своему климату Франции.