Подумывла сказать, что лучше этого не делать, потому что лично я очень разочаровалась в танцах, но было невозможно вставить слово в беседу. В общем, оказалось следующее: она работает бухгалтером в одной крупной логистической компании и, вроде как и не совсем точно, но она слышала, что шеф, которого она видела только пару раз и то издалека, ищет то ли секретаря, то ли личного помощника, то ли уборщицу, то ли отдельного человека, который будет поливать цветы в его кабинете по строгому расписанию.
Мама так обрадовалась и номерами телефонов с Лидией Константиновной обменялась. Через неделю, когда я уже забыла об этой встрече, а матушка моя закинула удочки и в другие лунки, раздался звонок и нас обрадовали, что меня ждет собеседование, потому что поливальшицу цветов так и не нашли.
Вернее не так. Через капризного шефа прошла вереница дамочек, но они чем-то его не устраивали. Кадровичка взвыла, с горя налакалась коньяка в бухгалтерии, расплакалась, и Лидия Константиновна вспомнила о странной тетке в супермаркете и о ее скромной дочери с двумя луковицами в руках.
Я так поняла, что кадровому отделу и так нечего было терять, поэтому и девку с улицы без образования пригласили, чтобы создать видимость того, что они работают и очень заняты поиском секретаря-помощницы-уборщицы-черт-еще-знает-кого. Я так не вкурила, кто им нужен, но сертификат о курсах положила в красивую папочку вместе со скромным резюме, половина которого расписывает, какой я была в школе талантливой танцовщицей. Я не хотела об этом упоминать, но мама заверила, что надо и пару медалек в сумку закинула.
— Удачи, — мама чмокает в нос, обхватив лицо теплыми сухими ладонями. — Ты у меня боец, Кира. Помни об этом.
Она так говорила, когда отправляла на соревнования и ждала, что я вернусь с медалью или кубком. И в этот раз я обязана ее обрадовать тем, что меня взяли на работу, а если этого не случится, то моя очередная неудача будет большим разочарованием, которое затмит проваленные экзамены.
— Ты боец, — повторяет мама и медленно закрывает перед моим лицом дверь.
— Я боец, — киваю и решительно стучу каблуками по лестничной площадке, а к горлу подступает ком тревоги и страха.
Глава 5. Родинка
От станции метро Панфиловская пятнадцать минут по дворам и тенистым улочкам, и я стою в нерешительности у крыльца бизнес-центра, который напоминает огромную стеклянную коробку. Я согласилась с мамой, что я боец, поэтому звоню Лидии Константиновне, которая просила ее оповестить, когда я буду на месте.
Она выбегает ко мне через пять минут, без приветствий хватает за руку и тащит за собой:
— Ты уж постарайся ему понравиться, а то Галке пообещала, что тебя точно одобрит. Все нервы ей вытрепал.
В просторном холле с живыми подстриженными кустами в огромных квадратных и каменных кадках я теряюсь.
— Тебе туда, — она толкает меня в спину по направлению к открытому кафе справа от стойки с любопытными девочками-администраторами.
— Что?
Я-то думала, что меня ждет собеседование в офисе и в кабинете, а не за столиком с чашкой кофе.
— Вон он, — шепчет Лидия Константиновна и взглядом указывает на мужчину, который сидит у окна к нам спиной. — Он тут кофе пьет, а то тот, который заваривает Галка, ему не нравится. Иди!
— А он в курсе, что…
— Иди!
Видимо, мой потенциальный босс не в курсе, что у него назначено собеседование с возможной подчиненной, но я ведь боец. Сцепив зубы, цокаю мимо стойки, а затем мимо пустых столиков и с решительностью настоящего воина, который не боится трудностей, сажусь перед тем, кто просто обязан взять меня на работу, иначе я не вернусь сегодня домой.
Время останавливается, и реальность идет трещинами, как тонкое стекло. У судьбы странное чувство юмора. Она жестока в своих шутках, от которых можно схватить сердечный приступ. Передо мной сидит с чашкой кофе в руках мой ночной кошмар, от которого я еле ноги унесла. Он отвлекается от смартфона, поднимает зеленые глаза и вскидывает бровь.
Что делать, когда я не чувствую ни ног, ни рук от ужаса? Я думаю, что даже самый смелый и решительный боец во вселенной на моем месте потерял бы сознание и сполз со стула. Отставляет чашку, откладывает телефон и, сцепив руки в замок на столешнице, говорит:
— Так.
Я приросла к стулу намертво и мизинцем не могу пошевелить от его удивленного и хриплого “так”. При свете дня он еще более пугающ, чем в полумраке и неоновых вспышках ночного клуба. У него резкие черты лица, цепкие и внимательные глаза и аккуратно уложенные волосы по косому пробору добавляет в его образ строгости.
— Я на собеседование, — если я не могу вскочить на ноги и опять сбежать, то прикинусь дурой.
Не было меня в стриптиз-клубе и не трясла я перед ним сиськами, а потом и задницей не хвасталась. Не я это была, а кто-то другой.
— На какую должность? — он бровь так свою и не опускает.
— А у вас несколько вакансий? — отвечаю вопросом на вопрос, и ложбинка под бюстгальтером покрывается холодной испариной.
— Допустим, нам никогда не помешают опытные логисты или аналитики, — он улыбается, и я непроизвольно сглатываю.
— Меня позвали, и я пришла, — сипло оправдываюсь, — я так понимаю, вам нужна секретарша…
— Может быть, — щурится и возвращается к чашке кофе. Делает неторопливый глоток, глядя мне в лицо, и вопросительно хмыкает, — а кто позвал?
Мне кажется, это вопрос с подвохом, потому что взгляд у него недобрый, будто он намеревается уволить того, кто посмел меня позвать.
— А это так важно?
— Нет, — вновь отставляет чашку. — Раз ты здесь, то представься для начала.
Я все еще не в состоянии подняться на ноги и убежать.
— Кира, — тихо отвечаю я и вся внутренне сжимаюсь.
Стоило солгать и представиться другим именем, но мозги не соображают и расплавились в желе.
— Виктор, — буравит взглядом и ладонь протягивает для рукопожатия.
Будь на его место кто-то другой, то я бы восприняла его жест приветствия иначе. Без дрожи в коленях и без озноба. С требовательным ожиданием смотрит в глаза, и я вкладываю в его сухую ладонь пальцы.
— Кира, значит, — на его лице вспыхивает ухмылка, и я довольно резко отдергиваю руку и прячу ее под столом.
Самое время случиттся сердечному приступу, который станет для меня спасением из неловкой ситуации.
— Я могу ознакомиться с твоим резюме?
Виктор задает закономерные вопросы, но я слышу в них липкие намеки. Возможно, дело в его хриплом тембре и слишком прямом взгляде, что, кажется, проникает в мои мысли.
— Нет.
Резюме с потрохами меня выдаст. Не надо было слушать маму и не стоило в подробностях расписывать, что я занималась танцами и выигрывала золотые медальки.
— Почему?
— А я его забыла, но я вам и так скажу, что ничего не умею и ничего знаю, — честно отвечаю я, потому что хочу получить отказ в вакансии секретаря. — И высшего образования у меня нет.
— Но кое-что ты все умеешь, — тихо отзывается Виктор и двусмысленно улыбается, небрежно поглаживая линию челюсти.
— Простите? — голос мой становится тверже, чему я сама удивляюсь.
— Это была ты, — Виктор с легкой усмешкой окидывает меня взглядом.
— Не понимаю о чем вы, — холодно и отстраненно отзываюсь я, а сама поджимаю пальцы в тесных туфлях.
Поддается в мою сторону, щурится и с бархатной хрипотцой шепчет:
— У тебя под правой ягодицей — родинка.
Чему учили нас на танцах? Улыбаться, когда хочется сдохнуть от усталости, и держать лицо, когда судьи выставляли плохие оценки и переполняет желание разрыдаться. Я в лживом удивлении и досаде изгибаю бровь.
— Простите еще раз, Виктор, но о чем речь?
— Должно быть, обознался, — откидывается на спинку стула, вновь оценивающе смеривая меня взглядом. — Хорошо, ничего не умеешь, ничего не знаешь и образования нет. Почему я должен рассмотреть твою кандидатуру?
Я ведь пока сюда ехала, подготовила речь, какая я старательная, как я легко обучаюсь новому и какой высокий у меня порог стрессоустойчивости, но говорить я об этом не буду.