А впрочем, я сильно забегаю вперед, а мне надо постараться рассказывать все по порядку. Раз уж я вообще решила все это рассказать.
Но я, пожалуй, еще немного поболтаю о том, что такие замечательные события в моей автобиографии, как съемки самого настоящего художественного фильма, внесли некоторую сумятицу в мою тихую и размеренную жизнь. И потому-то я и решила набросать примерный план дальнейшего существования и пообещала самой себе хоть отчасти его придерживаться и не разбивать больше вдрызг сердце от того, что некоторые вещи, люди и события не повторятся в моей жизни никогда.
Многие идеи начинаешь понимать, когда остаешься совсем один. Например, то, что одиночество дает тебе огромные преимущества: теперь ты можешь выбирать. Вся жизнь только в наших руках, и если вы хотите, чтобы мир принадлежал только вам, вы должны все делать в нем первая.
Первая расставаться и первая мириться, первая приходить и первая прощать. Постоянно придумывать себе какие-то безумно важные и ответственные дела и с глубокой радостью тут же кидаться их выполнять.
А если уж вы никогда не хотите услышать фразу типа: «Знаешь, милая, но я всем сердцем полюбил другую», то, я думаю, что и привязываться к кому-то тоже не стоит.
И не надо ни с кем дружить. Ведь если вы попытаетесь завести с кем-нибудь более-менее приятельские отношения, то они тут же бросятся выяснять, сколько вам лет, и будут весьма горды и довольны тем, что они младше вас хоть на месяц.
А еще они смогут уверенно говорить вам фразы типа: «Ты что, с ума сошла?» или «Ты что, совсем рехнулась?» Или еще хуже: «Иди-ка ты к черту!» или «Иди-ка ты на фиг!» — на выбор.
Лучи утреннего солнца посреди умопомрачительного голубого неба, соленые брызги у самого берега океана или же огромные, как тарелки, звезды в прозрачной гордой вышине — все это теперь не так уж сильно радует меня, как ощущение полной свободы одиночества.
Никто не может мне теперь сказать, что эта юбка совершенно не подходит к этой кофточке или что я слишком ярко накрашена для такого светлого времени дня. Или, например, будто я что-то совсем не то кому-то вчера сказала.
Моей небесной мечтой теперь было: оказаться вдруг на необитаемом острове, где я могла бы пальмовой веточкой нарисовать на теплом песке свою новую счастливую жизнь и прожить эту жизнь так, как считала нужным сама. А не так, как бы этого требовали окружающие меня люди, события и обстоятельства.
Как и любой человек, все радужные и потрясающие события в жизни я обычно всегда планировала на лето. А все остальные времена года проживала уныло и не спеша.
Так и в начале этого лета, о котором здесь идет речь, я проснулась с полным ощущением счастья, великолепия и торжества. Я проснулась, открыла глаза и, щурясь от нестерпимого солнца, по-хозяйски заливающего комнату, сказала себе только одно слово.
— Лето, — сказала я сама себе.
И сама себя тут же прекрасно поняла.
Каждый город чем-нибудь примечателен. Я слышала, что есть города, построенные в виде самолетов, другие — в виде кораблей, третьи города весьма горды и счастливы тем, что все дома в них вытянуты в длинную линию вдоль экзотических побережий. А есть и такие города, в которых сохранился весьма сносный воздух, видимо, все производство в них остановлено навеки.
Наш же город был для меня всегда примечателен тем, что на одной из центральных улиц в нем находилась знаменитая киностудия братьев Тернеров.
Все, кому не лень, мечтают, чтобы их жизнь была хоть как-то связана с кино. В кино все хорошо, в кино все прямо здорово, только на экране телевизора можно встретить очень умных людей, и все хорошее там существует отдельно от плохого.
А если вы у своей, скажем, не слишком удачной истории хотите иметь хоть какой-нибудь мало-мальски счастливый конец, то режиссеры, пожалуйста, вам быстренько его обеспечат. Лишь мир иллюзий остается на этой земле единственной правдой жизни, и с этим еще никто ничего не смог поделать.
И потому-то, когда день спустя после того, как я проснулась с ощущением счастья, великолепия и торжества, мы с Камиллой сидели в своем любимом кафе на углу университета и к нам неожиданно подошел Эйб Робинсон, продюсер с киностудии братьев Тернеров, я поняла, что теперь в наших с Камиллой жизнях все будет совершенно по-другому.
А тот момент, когда Эйб Робинсон подошел к нашему столику вплотную, улыбнулся сногсшибательной улыбкой и сказал нам «Привет!», я буду считать отправной точкой, после которой все и произошло.
В тот день ярко светило солнце, громко пели птицы, а по небу бесшумно летали самолеты.
— Ты уже выбрала тему для диплома? — спросила меня в тот день Камилла.
— Да, — сказала я.
— Какую? — поинтересовалась Камилла.
Я немного подумала.
— Человек приходит в этот мир один и уходит один, — сказала я, — душа бессмертна и путешествует из тела в тело, а потому все наши родственники — вовсе не наши родственники, а совершенно случайные люди.
Две секунды Камилла сидела молча. Потом она смогла заговорить.
— Если бы тебя услышал мой дедушка, — сказала Камилла, — он бы тебя убил.
Я мило улыбнулась и сказала:
— Как хорошо, что твой дедушка меня не слышит.
Камилла подумала и улыбнулась тоже.
В то лето мы оканчивали четвертый курс университета, и впереди у нас было такое необъятное и счастливое будущее, какое мы только могли себе представить.
Сейчас я тоже иногда прихожу в то кафе на углу университета, но уже одна. И иногда я ловлю на себе тоскливые взгляды или Роландо, или Цезаро, или даже самого Артуро, или еще каких-нибудь братьев Камиллы, которые как раз проходят мимо кафе по каким-нибудь своим глупым и неважным делам. Мне кажется, они уверены, что я знаю, где сейчас Камилла.
Но я тоже этого не знаю. Я знаю только одно. Я знаю, что она сейчас где-то безумно счастлива и спокойна. Ведь она сама выбрала себе и жизнь, и чувства, и дворец, и принца во дворце.
Каждый человек считает наиболее ценной, актуальной и интересной только свою собственную жизнь. Давайте признаемся, что мы подходим к этому вопросу именно так. И нам всегда бывает удивительно, как это у окружающих нас людей вдруг появляются проблемы, по силе и важности ничем не уступающие нашим личным любимым неприятностям. А в некоторых отдельных случаях их проблемы выглядят даже несколько существеннее наших.
И так уж в моей занимательной биографии повелось, что единственным человеком, чье существование я воспринимала более-менее реально, была Камилла.
Мы познакомились с ней в глубоком детстве, а потом сидели за одним столом в школе. Вместе с ней мы строили томные воздушные дворцы счастья в мечтах о будущем и всегда ждали от жизни немного большего, чем эта жизнь могла нам предложить.