Жара началась в конце апреля, но тогда она была как мягкое пианиссимо далекой песни, а сейчас каскады фортиссимо обрушивались на головы редких прохожих, загоняя их в уютную тень и прохладу домов.
Лиз сидела за столом в своем личном кабинете, где безостановочно работали мощные кондиционеры, поддерживая вполне комфортную температуру.
Обстановка комнаты свидетельствовала о процветании галереи и ее хозяйки. На полу мореного дуба лежал ковер мягких пастельных тонов, вытканный умельцами из племени навахо. В уютном уголке у окна, выходящего в сад со скульптурами, стояли диван от Миса ван дер Роэ и два барселонских кресла. Стены кабинета украшали картины из личной коллекции Лиз — Шнабель, Ротко, Вархоль, Горман, Шолдер, Ли и несколько холстов Алана. Картины приобретались по сходным ценам в течение десяти лет и превосходно смотрелись на фоне молочно-белых стен.
— Проклятие, взгляни на это. — Лиз с отвращением швырнула на пол сложенный лист. Если бы она верила в приметы, то, несомненно, решила бы, что вскоре ее ждет какое-то несчастье. На глянцевой бумаге было рельефно отпечатано приглашение, а на вкладыше — цветные репродукции картин и скульптур, которые будут представлены на гала-выставке, приуроченной к десятилетию картинной галереи Лиз.
Рик Мейсон в великолепном летнем костюме от Армани, спокойный, хладнокровный, мгновенно подался вперед, успев поймать приглашение, прежде чем оно коснулось пола.
Лиз заметила, как расширились от удивления глаза помощника.
— Тут есть одна забавная деталь. — Рик вернул ей приглашение, и она снова пробежала текст, не веря тому, что читает.
ЛИЗ КАНТ[3]
имеет честь пригласить Вас
на гала-выставку,
посвященную десятилетию…
— Может, кто-то из конкурентов и пишет мою фамилию именно так, но мне еще ни разу не случалось видеть, чтобы ее перевирали подобным образом, да к тому же в трех тысячах экземпляров. Такие приглашения, как правило, оказываются в мусорных корзинах.
Лиз покосилась на белоснежный картон, который час назад доставили из типографии, и застонала.
— Не могу поверить, что никто не заметил ошибки. А я не удосужилась взглянуть на сигнальный оттиск.
— Людям свойственно ошибаться, Лиз. Разумеется, эту работу мы оплачивать не будем. Типография переделает заказ. Стоит ли расстраиваться?
— Просто ты не знаешь этот бизнес так, как знаю его я. Сплетни, грязные инсинуации — обычное явление в нашем кругу. История с приглашениями наверняка уже ходит по Скоттсдейлу, а сегодня вечером о ней узнают и в Манхэттене.
Она замолчала, осознав, что Рик не может понять ее чувства.
Избрав на втором курсе колледжа историю искусств, Лиз мечтала стать знаменитым дилером произведений живописи. Десять долгих лет она отказывала себе во всем, пока не собрала достаточно денег и не открыла собственную галерею. Да и потом ей приходилось работать по семьдесят — восемьдесят часов в неделю, чтобы упрочить свой успех и успех художников, которых она представляла.
Но для Лиз это были муки рождения желанного ребенка. Она наслаждалась, неся красоту в мир, который день ото дня становится безобразнее, где благоденствуют преступники, где господствует ничем не оправданная нищета. Юбилейная выставка должна стать венцом ее усилий, грандиозным событием, о котором напишут ведущие искусствоведческие журналы.
Зачатое честолюбием, вскормленное жаждой успеха, ее дело теперь достигло блистательной зрелости. В мире искусства, где люди платят бешеные деньги, чтобы попасть на престижные выставки Нью-Йорка, Лондона и Парижа, она совершила невозможное — гора коллекционеров пошла к Магомету ее галереи, расположенной в курортном городке.
— Придется изъять приглашения с почты, — сказала Лиз, — пока их не получили наши клиента. Думаю, мы еще успеем.
— И пусть хозяева типографии ускорят переделку заказа, если хотят и дальше получать от нас работу, — предложил Рик.
Лиз покачала головой.
— Это не самое страшное. Взгляни на приглашения к октябрьским номерам «Искусства Юго-Запада» и «Артньюс».
Она порылась в куче бумаг на столе, где обычно царил идеальный порядок, нашла два глянцевых листка и протянула их Рику. На них были репродукции четырех последних работ Алана Долгой Охоты.
— Вполне нормальные изображения.
— Посмотри еще раз. Цвета размыты, — горячо заговорила Лиз. — У Алана нет размытых цветов! А просить издателей улучшить качество цветоделения слишком поздно, октябрьские номера журналов уже пошли в тираж.
— Потребуйте возмещения убытков, — пожал плечами Рик.
— Если ты собираешься посвятить свою жизнь торговле произведениями искусства, то должен свыкнуться с мыслью, что не все проблемы в нашем деле решаются с помощью денег. Эти репродукции — варварство по отношению к Алану и его творчеству. Я не смогу убедить коллекционеров, не говоря уж о музеях и владельцах галерей, что эта размытость — следствие типографского брака.
Она замолчала, чтобы достать сигарету из лежавшей на столе открытой пачки. Она давно уже собиралась бросить курить, но в последнее время стала дымить еще чаще, чем обычно.
Подавая ей зажигалку, Рик как бы невзначай коснулся руки Лиз и вопросительно заглянул ей в глаза. Возник странный интимный момент, нарушивший субординацию отношений босса и служащего.
— Вы же знаете, что я сделаю все возможное, — сказал он, — и верну приглашения в типографию. Что касается репродукций, то я не заметил никаких неполадок с цветом, думаю, на это вообще не обратят внимания. Кроме того, я видел несколько присланных на выставку картин. Должен заметить, что художники превзошли самих себя. Гарантирую, шестнадцатого октября покупатели выстроятся в длинную очередь. Так что не стоит переживать.
Лиз тяжело вздохнула. Рик ее озадачил. Она была убеждена, что его интересуют только деньги, но сейчас он вдруг проявил сочувствие и предстал в совершенно новом свете. Впрочем, ее чувства к Рику не играют никакой роли, гораздо важнее, как к нему относятся клиенты. А они, кажется, ему доверяют, о чем говорят рекордные суммы его продаж.
— Ты прав, — ответила Лиз. — Я слишком реагирую на всякие мелочи. Прости, что я использовала тебя, как громоотвод.
— Мне это доставило удовольствие. — Рик поднялся со стула. — Если у вас все, то я, пожалуй, пойду.
Он собрал в кучу негодные приглашения, играючи поднял гору картона, и Лиз заметила, как под пиджаком вздулись крепкие мышцы.
— На сегодня все. Спасибо тебе, Рик.
