Смутившись, она забыла о своем решении хранить молчание.
— Ты, как видно, взял в привычку заходить на участок отца без приглашения? — едко спросила она.
От неожиданности Тони не сразу нашел, что ответить. Он нахмурился и посмотрел на нее с упреком.
— Значит, ты можешь говорить. Почему же ты не отвечала сразу?
Она ответила ему с таким же хмурым взглядом:
— Мне нечего было сказать тебе. А теперь, не будешь ли ты так любезен уйти. Я хочу выйти из воды.
Он подошел к самому берегу и остановился, сложив руки.
— Так выходи. Я тебе не мешаю. И я здесь не на чужой территории. Если ты помнишь, это я сдаю земли в аренду, значит, по закону они мои.
Заметив, как он сразу упрямо сжал челюсти, она подумала, что отец знал, что говорил. Тони, видимо, в самом деле намеревается предъявить свои права на землю. И если принять во внимание финансовое положение отца, Тони может вполне удаться задуманное.
— Земля не будет твоей, если отец в течение трех месяцев заплатит за нее, — резко возразила она. — А теперь, до свидания.
Но он покачал головой и неожиданно улыбнулся.
— Подумать только, малютка Мэри стала такой сердитой. Значит ли это, что ты будешь помогать своему отцу в его безнадежной затее во что бы то ни стало сохранить за собой ваше убыточное ранчо?
— Почему бы нет, если только оно не достанется тебе? И я уже больше не «малютка Мэри». С тех пор как ты видел меня последний раз, я стала взрослой.
Тони улыбнулся еще шире.
— Кажется, я это первый заметил. Послушай, почему ты в самом деле не выйдешь из воды? Мы могли бы обсудить этот вопрос как взрослые люди. У тебя синие губы.
Он ухватился за большое желтое полотенце, которое она накинула на куст.
— Вылезай же. Обещаю не смотреть, если ты этого боишься.
И он приглашающим жестом протянул вперед полотенце.
— Я н-не боюсь тебя, — сказала Мэри, у которой уже начали от холода стучать зубы. — К т-твоему сведению, это нормальное чувство п-приличия.
— Отлично, я уже закрыл глаза.
И он демонстративно зажмурился.
Подумав о стоящем перед ней выборе, Мэри решила, что лучше в самом деле выйти. Тони, судя по всему, не сдвинется с места, даже если она вся посинеет. Сжав зубы — частично от досады, частично для того, чтобы они не клацали, словно кастаньеты, — она выбралась на берег. Спеша выхватить у него из руки полотенце, она не поглядела под ноги и в следующее мгновение почувствовала острую боль в подошве. Ахнув, она неловко ступила назад пораненной ногой и опрокинулась бы навзничь на усыпанный галькой берег, если бы полотенце и пара сильных рук не удержали ее. Ее ноги оторвались от земли, когда он приподнял ее и посадил на поросший травой холмик.
— Что ты делаешь? — воскликнула она, когда он присел возле нее и взял ее ступню в свою руку.
— Спасаю тебя, по-моему. Где ты поранилась?
— Ерунда, — пробормотала она, тщетно пытаясь освободить свою ногу.
— Сиди спокойно! Я хочу взглянуть, вдруг это колотая рана.
Но она не оставляла стараний высвободить ногу из его железных пальцев.
— В этом нет нужды. Я сама позабочусь о себе. Мне сейчас больнее от твоих рук, чем от раны. Отпусти, пожалуйста.
Но он не отпустил, только слегка разжал пальцы.
— Не будет больно, если перестанешь вырываться. — И, покосившись на ее грудь, произнес многозначительно: — Лучше накинь на себя полотенце.
Полотенце соскользнуло с ее плеч, и, быстро взглянув вниз, она увидела, что мокрая тенниска прилипла к груди с возмутительной откровенностью. С досадливым восклицанием Мэри подхватила полотенце и закуталась в него. Тем временем Тони внимательно осматривал ее ступню.
— Все в порядке. Прокола нет.
Затем, к ее удивлению, он легко провел пальцем по чувствительной коже подошвы, заставив ее снова дернуть ногой. Он с усмешкой отпустил ее.
— В детстве твои ножки не были такими нежными. Ведь ты все лето бегала босиком.
Мэри плотнее завернулась в полотенце и молча взглянула на него. Когда он вспоминал о прошлом, у нее появлялось странное чувство, словно наглухо закрытая дверь начинала со скрипом приотворяться.
— С тех пор многое изменилось.
Окинув откровенным взглядом ее фигуру, он понизил голос и произнес:
— Вот с этим я согласен.
Подавив возмущенный возглас, она едко ответила:
— Воспитанный человек не сказал бы такого. Но ведь ты никогда не был джентльменом, да, Тони? Ты был скорее из тех, кто стремится получить побольше удовольствий, и только.
Он слегка приподнял брови, затем нахмурился, и она поняла, что удар попал в цель.
— Возможно, когда-то так и было, — признал он с заметным раздражением. — Но с тех пор я тоже изменился.
— Судя по тому, что я слышала, не очень.
Он резко встал и теперь возвышался над ней во весь свой шестифутовый рост, от чего ей стало немного не по себе.
— Прежде чем верить нашептываниям местных кумушек, вспомни, что и о тебе самой когда-то судачили не меньше.
Подобно отзвуку дальнего взрыва, старая обида напомнила о себе, правда, это воспоминание уже не причиняло боли, как раньше, но деться от него было некуда. После стольких лет Мэри все еще помнила направленные на нее осуждающие взгляды, слышала шепот за спиной: «Они с сестрой получили по заслугам».
— Полагаю, что ты тоже верил всему, что говорилось, — горько произнесла она.
Тони скрестил руки на груди.
— Меня не было здесь, когда все это случилось, так что я и не знаю, чему верить, а чему нет. Генри, конечно, был избалован до крайности. Моей семье он не принес ничего, кроме горя, с того дня, как мой отец женился на его матери. Но я не уверен, можно ли доверять женщинам с такими глазами, как у тебя. Я слишком хорошо помню, как ты испытывала их силу на мне.
Мэри напряженно замерла, живо вспомнив то время, когда она так безумно увлеклась Тони Голардо. В двенадцать лет Мэри была болезненно застенчива и чувствовала себя неловко с мальчиками своего возраста. Тони, который был на пять лет старше, казался неопытной девочке образцом мужественности. Целых два года она таила в себе эту любовь. И однажды, когда она набралась храбрости и решилась открыть свои чувства, результат оказался настолько печальным для нее, что она поклялась себе никогда не повторять этот рискованный опыт. С тех пор она не встречалась ни с кем до той страшной ночи, когда произошла трагедия. Но и в тот раз она приняла приглашение Эдди лишь потому, что Генри не переставал донимать ее насмешками.
Взволнованная воспоминаниями, она вскочила на ноги и прямо взглянула ему в лицо, сжимая в руках концы полотенца. Хотя она и считала себя высокой при росте пять футов восемь дюймов, ей пришлось закинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
