— Мне очень жаль, но я на другом берегу! Раздались новые проклятия, а затем снова:
— Пожалуйста!
— На вид здесь ужасно глубоко, а плавать я не умею!
Будь здесь глубина всего по колено, и тогда бы Жасмин не полезла в эту зловещую черную воду. Она не видела дна; может быть, утонуть ей и не грозит, но кто поручится, что ее не съедят заживо? Пираний здесь, скорее всего нет, а вот пиявки-кровососы найдутся.
— Идите по берегу… на юг… в сорока ярдах отсюда… упавшее дерево… Ага!
— А в какой стороне юг?
Она всмотрелась в переплетение ветвей на той стороне речки, пытаясь разглядеть невидимого собеседника. Надо же хотя бы знать, ради чего рискуешь!
— Там, где солнце!
Ну, это несложно. Сквозь бурую паутину ветвей просачивается бледный свет склоняющегося к горизонту светила.
— Ну что ж… ладно, попробую.
И Жасмин опасливо двинулась вдоль берега. Ее одолевали самые невероятные предположения. Кто этот человек? И что с ним? Сердечный приступ? Змеиный укус? Может быть, он попал в собственный капкан и теперь лежит, истекая кровью, а вокруг него кружат гиены со злорадным оскалом на острых мордах…
Гиен в Северной Америке нет — это даже Жасмин знала. Но какие-то хищники наверняка есть!
— Что вы там копаетесь, черт побери!
— Иду, иду!
Сорок ярдов. Как, интересно, измерить расстояние, если через каждые несколько шагов ей приходится делать крюк, чтобы обойти поваленное дерево или непроходимые заросли плюща не ядовитого, слава богу, но весьма и весьма колючего.
А вот и обещанное дерево! Оно упало поперек речки, перегородив ее примерно на две трети.
Впившись ногтями в зудящую щеку, Жасмин взвешивала свои шансы. Можно ли пройти по стволу до конца, а затем перепрыгнуть на тот берег? Удастся ли не потерять равновесия? И хватит ли храбрости?
Храбрости ей не хватило. Но, когда она запаниковала, было уже слишком поздно: оставалось либо разворачиваться на скользком мшистом стволе (немыслимо!) и идти обратно, либо прыгать.
И Жасмин прыгнула.
— Ой! Ах, черт!
— Что случилось? — хриплым голосом, то ли от боли, то ли от раздражения, поинтересовался невидимка.
Неприятно чувствовать, что кому-то рядом больно. Но оказаться в диких джунглях наедине с разгневанным незнакомцем — еще неприятнее…
Боже мой, почему я не осталась дома? Ну, была бы подружкой Син на свадьбе… право, это ненамного хуже.
А чего она ожидала?
Надо ж было додуматься одной отправиться в местечко под таким жутким названием — Унылая Трясина! Может быть, это и не самый нелепый поступок в ее жизни, но уж точно на втором месте в списке.
— Что случилось? — снова крикнул мужчина.
— Ничего! Просто я приземлилась на колени прямо в грязь! — огрызнулась Жасмин.
Она взглянула на свои руки. Смотреть страшно! Да уж, теперь не почешешься — придется терпеть. Или чесаться палочкой.
У Лайона было достаточно времени для раздумий и бесплодных сожалений. Он лежал на земле, скорчившись и прикусив губу от боли. Старался расслабиться и спокойно обдумать свое положение. Но боль есть боль, и ничто не помогало.
А потом появилась эта женщина! С его везением она, скорее всего, окажется какой-нибудь сумасшедшей любительницей природы, готовой втоптать его в грязь за то, что он оскверняет девственную глушь консервными банками и пивными бутылками.
Лайон уже приготовился ответить, что жир из банки вылижут опоссумы. Сама банка проржавеет и рассыплется в прах — их ведь до сих пор делают из жести. А эту проклятую бутылку он заберет с собой, если только дамочка поможет ему встать на ноги и доковылять до лодки. Рано или поздно он доберется до лагеря.
Обманывать себя не надо. Если все будет хорошо, это произойдет только через пару недель.
Черт побери, у нее что, ласты на ногах? Или она ведет за собой отряд бойскаутов? Это ж надо — с таким треском продираться сквозь кусты!..
Какая высокая! Должно быть, так ему показалось из-за того, что он смотрел на нее снизу вверх. Длинные-предлинные ноги, бело-розовые, с испачканными коленками.
Она улыбнулась. Удивительно милая улыбка на хорошеньком личике, хотя даже сквозь пелену боли Лайон разглядел, что с лицом у нее что-то не в порядке. Он уже хотел сказать, что не стоит так солнечно улыбаться незнакомым мужчинам. Откуда ей знать, может быть, он опасен! Впрочем, взглянув на него, легко догадаться, что сейчас он никакой угрозы не представляет.
— Вы упали?
И голос у нее, когда она не кричит, очень приятный. Глубокий, чуть хрипловатый, с отличным, просто дикторским произношением.
— Да, две недели назад.
Заметив в ее глазах удивление, он объяснил:
— Повредил спину. Недавно снял корсет. А сейчас ступил неудачно — и…
Он говорил короткими, отрывистыми фразами, потому что любой глубокий вздох причинял ему нестерпимую боль.
Женщина присела перед ним, упершись коленями ему в грудь.
Господи, да есть ли у нее хоть капля здравого смысла? Только покойник мог бы остаться равнодушным к такой нежной коже, пусть даже грязной и покрытой красными расчесами.
Лайон осторожно вдохнул, ощутив запах лосьона и женского пота. Он не сводил глаз с незнакомки.
Жасмин привыкла, что на нее глазеют: она ведь как-никак актриса и несколько раз появлялась на экране телевизора. Хотя и не так часто, как хотелось бы.
Однако вряд ли незнакомец ее узнал. Чего он, интересно, от нее ждет? Она ведь не врач и не медсестра. И даже никогда не была в скаутах. Они с матерью слишком часто переезжали, и Жасмин приходилось почти каждый год менять школу. Сойтись с местными детскими компаниями она просто не успевала.
— Помогите, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.
Разум велел Жасмин убираться отсюда, да поскорее. Но интуиция подсказывала, что мужчина совершенно безопасен и нуждается в помощи.
Жасмин привыкла доверять своей интуиции. Всякий раз, когда она шла против своих инстинктов (как в случае с Эриком), ей потом приходилось об этом жалеть.
— Так… что я могу для вас сделать? Съездить за помощью?
— Нет! — воскликнул он, поморщившись словно от боли.
Право, можно подумать, он чего-то боится! Хотя… почему бы и нет? Она ведь ничего о нем не знает. Может быть, он беглый бандит! И ранен в перестрелке, хотя крови и не видно.
— Вы преступник? — поинтересовалась Жасмин, решив вести разговор начистоту. Не похоже, что он вооружен, а если придется бежать, она без труда его перегонит.
— Еще чего! — выдохнул он. — Полицейский… в отставке…
— Для отставки вы слишком молоды. И откуда мне знать, что это действительно так?
— Я уволен по инвалидности! — огрызнулся Лайон.
Черт, что за приставучая баба! Раз уж он вынужден молить о помощи женщину, почему судьбе не угодно было послать к нему женщину-врача?
