После экзаменов нас попросили убраться из общаги. Летом там жили абитуриенты, а мы должны были покинуть заведение до первого сентября. Разумеется, мы с Юлькой не собирались ехать к родителям на Колыму. Колыма — это образно, это квинтэссенция нашего отвращения к родной глухомани. Юлька переехала к жениху, а я к Демидову. Тогда он и начал привлекать меня к своим делам. Как вести кассу и делать отчёты, я знала.
В то лето в квартире Демидова появлялось много денег, просто мешки денег. Инфляция. Все эти бесконечные голубые фантики нуждались в пересчитывании. Я скручивала и ломала пачку, пробегаясь двумя пальцами по обрезу — десять секунд на пачку. Никто на спор не мог сосчитать быстрее. Я работала со скоростью счётной машинки, которых тогда ещё не было в продаже. И касса у меня сходилась всегда до копейки, кроме того случая с излишком в пятьдесят тысяч. Демидов обзвонил всех, кто сдавал выручку, и попросил свести кассы. Все свели, и никто не признался в недостаче. Тут-то Демидов и понял, что в его фирме крутятся неучтённые деньги. То есть, разумеется, они крутились, но для Демидова было открытием, что он не в курсе некоторых финансовых потоков. Он сразу же начал проверки своих филиалов. Меня с собой таскал. Он только мне одной доверял тогда.
Жаркое лето было: наличка, доллары, кассовые отчёты, проверки, переоценки, инвентаризации, наличка, доллары, доллары, доллары. Но на казино всё равно не хватало. Гольдберга не хватало — его денег и связей. Хотя эти связи Демидов неустанно выгуливал по ресторанам, саунам, дачам, пансионатам.
И везде — девочки. Иногда обработка связей длилась несколько дней. Демидов возвращался с красными глазами и чужим запахом. Но плевать. Пока он валил меня на вздыбившийся линолеум прихожей, срывая трусы и работая языком и пальцами, пока доводил до криков, неизменно переходящих в рыдания, пока трахал два, три, четыре, пять раз за ночь — мне было плевать. Я осознавала, что у меня от него зависимость, но наслаждалась каждой секундой.
Кстати, те лишние пятьдесят тысяч он просил забрать, а я требовала их оприходовать. «Куда их приходовать, лапушка, это же чёрный нал, к тому же ничейный! Никто, сука, не признался!» — смеялся Демидов. Я просто в сейф их положила, а потом Юра часть денег отдал на зубы для Аниной бабушки, а часть я потратила на хозяйство. Купила стиральную машину.
Мы с Анной снова сблизились. Когда Демидов пропадал, она тусила у нас. Люди продолжали носить деньги, даже когда Юры не было дома. Мы забирали у одних, пересчитывали под девичьи хиханьки и отдавали валютчикам. Иногда по звонку Демидова я печатала и относила в банк платёжки, подделывая подписи и ставя печать, которая хранилась у него дома. В банке были предупреждены, что я приду. Анна всегда страховала меня. Я так доверяла ей, что рассказала, сколько сантиметров член у Демидова. Она задумалась:
— Правда, что ли?
— А что, это мало считается? Или много?
— Дура ты, лапушка! Ой, дура, — она хохотала и пыталась ущипнуть меня за грудь, которая выросла от таблеток. Слава богу, больше не нулевой. При Демидове она вела себя приличнее, он мог её и шугануть.
Однажды, когда стояла невыносимая жара, а Юра уехал в очередную командировку, в дверь позвонил Валера. Весь зелёный, всклокоченный. С какой-то тёткой лет двадцати: толстая, с короткой стрижкой типа «зимняя вишня». Я сразу же почувствовала неладное и заорала:
— Где Юлька?! Почему ты без Юльки?! — И стала толкать его в грудь.
Хотелось двинуть, но он был слишком щуплый, и я пожалела.
— Ириш, послушай, успокойся… Я не знаю, как сказать. Я не хотел! Лилька пришла… А тут Юлька кроссовки забыла и вернулась… Я пытался догнать, голый на улицу выскочил, но она же быстрее бегает…
— Ира, меня Лиля зовут, — толстая взяла рассказ в свои руки. — Произошло недоразумение. Мы раньше с Валерой встречались, но давно, а сейчас я по делу зашла. И чего-то на меня нахлынуло, и я завалила его по старой памяти. Мелкий он, такой хорошенький. Не смог отбиться. Я же не знала, что у него невеста есть. Кстати, мне он тоже замуж предлагал…
— Лиля, это к делу не относится! — взвизгнул красный от жары Валера.
— Относится, — отрезала Лиля. — И вот пока я на нём скакала, невеста случайно вернулась, забыла что-то. Увидела нас, швырнула кольцо, вон, глянь, Валерчику лоб разбила. — И правда, царапина на лбу. — И убежала. Главное, мы за ней побежали, но нигде не можем найти. Уже больше четырёх часов. А ведь ей жить негде. Мы думали, она к тебе пошла.
Но Юлька не пришла ко мне. Даже не позвонила. Она вообще пропала. Конечно, сразу знакомым ментам позвонили. Сами колесили по району, вглядываясь в прохожих. Сделали всё, что могли. Но нашла её я. Вспомнила, как Юлька ходила делать уроки на кладбище — за общагой — и говорила, что там невероятно тихо и спокойно. В шесть утра я рванула на кладбище — и там она, свернулась на мраморном надгробии, не спит, дрожит. Я боялась, что пошлёт подальше, но она поехала со мной на Юрину квартиру. Отмокала в ванной, со мной не разговаривала. Я ей коньяка дала, на два пальца. Тут опять люди эти, с мешками голубых фантиков. Я сидела на полу ванной, следила за ней, чтобы не заснула в воде. В тот день я начала курить.
Юлька наотрез отказалась разговаривать с Валерой. Сказала, что больше не любит его. Назавтра уехала на Колыму. Мы до сентября не виделись, я очень переживала за неё. А когда встретились, она рассказала, что поехала на Колыму, но ночью вышла на каком-то полустанке подышать воздухом, а поезд уехал, вместе с её вещами и документами. А её подобрал то ли лесоруб, то ли ещё кто-то — болгарин Кристоф. Два метра ростом, сто двадцать килограмм весом. И жила она у него в леспромхозе целый месяц, и трахал он её так, как Валерке и не снилось. Я не знаю, правда это или нет, но в области действительно болгарские бригады работали, и они правда здоровенные бугаи были. Короче, вытрахал Кристоф из Юльки Валерку.
А вот Лиля бывшая Валеркина повадилась ко мне заходить. Впрочем, она знала и Демидова: возможно, спала с ним раньше. Плевать. Мы подружились. Получилось, что у меня одна малолетняя подружка, другая — взрослая. Втроём нам весело было, мы даже при Демидове собирались. Он не возражал, что мы девичники устраиваем. У него с казино затык случился. Как он ни старался, какие пути ни пробовал, сколько денег ни вкладывал, всё упиралось в мудака Гольдберга. Маньяка и извращенца по определению бывшей миссис Демидов. Я так поняла, что изначально они вместе проект разрабатывали, пока он Кристину не изнасиловал и по носу не получил.
Юра мрачнел с каждым днём. Деньги дешевели, связи развязывались. Он неоднократно встречался с мудаком Гольдбергом, я знаю. Возвращался в состоянии глубокого бешенства и исступлённо набрасывался на меня. Я потом сидеть не могла. Плевать. В августе он сказал, что если в сентябре не откроет казино, то станет банкротом. Придётся продать бизнес, квартиру, машину и последние трусы. Я утешала:
— Но должен же быть какой-то выход!
— Запомни, лапушка, выход есть всегда. Но не всегда он нам нравится.
— Значит, выход есть?
— Есть, но Гольдберг слишком много хочет.
— Чего он хочет?
Он молчал, молчал, потом выдавил:
— Тебя.
Меня как кипятком ошпарило, но я спокойным голосом спросила:
— А ты что?
Я думала, он скажет, что я его единственная и любимая, что он меня никому не отдаст, но он тихо, очень тихо ответил:
— Я сказал, что ты сама решаешь, с кем тебе спать.
Глава 4
— Я-то ему зачем?
— Не в тебе дело, лапушка. Он меня унизить хочет. Это наши мужские игры.
— Он никогда не сможет тебя унизить, что бы со мной ни делал. Пусть хоть растерзает — все знают, что я люблю только тебя.
Я сказала это так буднично и просто, будто первой признаться в любви — обычное для меня дело. По лицу Юры пробежала гримаса раздражения:
— Ты не Зоя Космодемьянская, а он не гестапо. Не изображай тут… мученицу.
Он не сказал, что тоже меня любит. Эти полгода вместе ничего не значат.
