Айрис глядела на него широко раскрытыми глазами, в которых стоял ужас. Она побледнела, когда за прямыми логическими вопросами Фила стала вырисовываться иная версия происходящего.
— Не сомневаюсь, что твое больное воображение подскажет тебе и способ, каким я мог проделать головокружительный поиск древнего манускрипта. Наверное, я нанял Джеймса Бонда, чтоб он тайно проник в твой дом и просмотрел домашние архивы? Или убедил маленьких зеленых человечков с Марса…
— Боже мой! — Из груди Айрис вырвался покаянный вопль.
Она долго смотрела на Филиппа взглядом, полным невысказанного отчаяния. Затем поднесла дрожащие ладони к лицу и разрыдалась. Какая же она дура! Почему у нее эмоции обгоняют логику? Почему она так легко поддается подозрительности, злости, затмевающей разум? Ну, вот и все. Она по собственной глупости потеряла того единственного мужчину, которого любила.
— Какая ты все-таки у меня дурочка!
— Я… я знаю… — Слезы ручьем бежали из глаз Айрис, когда она почувствовала, как мужская рука стала нежно гладить ее по плечам. — Ты никогда не сможешь простить мне такую невероятную глупость…
— Я попробую, — проговорил Филипп с наигранной серьезностью.
Он наклонился, осторожно обхватил руками рыдающую женщину и поднял, мягко прижав хрупкую фигурку к своей груди. Продолжая тихонько посмеиваться, Филипп вышел из комнаты и понес свою легкую ношу по длинному коридору.
— Куда… куда ты меня тащишь? — пробормотала Айрис, пряча мокрое от слез лицо в теплом изгибе широкого мужского плеча.
— А ты как думаешь? — ответил Филипп, хрипло смеясь. Он вошел в спальню и бережно опустил ее на огромную кровать.
— Нет, Фил! Мы не можем…
— Хватит глупить, Айрис, — нетерпеливо отрезал он. — Достаточно того, что убедить тебя выйти за меня замуж было — я не шучу — одной из самых трудных, изнурительных задач, которые мне когда-либо приходилось решать. И только моя любовь к тебе помогла пробить каменную стену твоего непонимания, подозрительности.
— Ты… ты действительно любишь меня? — прошептала Айрис, с изумлением глядя сквозь мокрые ресницы в лицо мужчины, склонившегося над ней. — Я думала…
— Конечно, люблю, глупая женщина! — почти с возмущением воскликнул Фил, запусти и пальцы в густые рыжевато-коричневые волосы. Он подсел к лежащей на кровати Айрис и сказал: — А теперь, после того как ты подвергла меня такой экзекуции, я собираюсь снять с этой стройной фигурки твидовый костюм, который мне мешает. Тебе давно пора заняться лечением оскорбленных тобою чувств любимого мужчины.
— Сейчас нельзя, Фил! — испуганно вскричала Айрис, но, увидев сердитый взгляд, быстро добавила: — Еще только одиннадцать часов утра!
— О господи! Какая разница, сколько сейчас времени — середина дня или полночь? — ответил он, прерывисто дыша. Резко притянув Айрис к себе, Филипп прижал ее фигурку к своему атлетически сложенному телу с такой силой и поспешностью, что она почувствовала, как запульсировала в сосудах кровь.
Уже знакомый запах мужского одеколона заполнил тонкие трепещущие ноздри. Филипп прильнул к полураскрытым нежным губам. В ответ на настойчивые, пылкие ласки из груди Айрис вырывались непроизвольные беспомощные стоны радости и удовольствия. Ее пылающая плоть еще больше распаляла страсть Фила, беспокойные, нетерпеливые руки которого быстро сорвали одежду с податливого женского тела. Обнаженные тела, казалось, расплавились друг в друге — так плотно слилась тонкая женская фигурка с мускулистым, блестящим от выступившей на нем влаги загорелым телом. Фил содрогался под воздействием непреодолимого, мощного, ломающего все преграды напора кипящего в нем желания.
— Я люблю тебя. И никогда не переставал любить, хотя одному богу известно, сколько раз я пытался забыть тебя, — шептал Филипп приглушенным голосом, уткнувшись в бархатистую кожу женского тела. Его губы блуждали по нежным холмикам груди, вызвав невольные стоны блаженства, когда втянули сначала один, а затем другой распухший от возбуждения сосок. Раскаленный язык, нащупывая твердые соблазнительные точки, вызвал очередной прилив желания. — Ты принадлежишь мне, и я никогда не расстанусь с тобой! Больше никогда!
Охрипший от возбуждения голос Филиппа было последнее, что слышала Айрис, перед тем как опуститься в горячие волны переполнявшей ее страсти. Тело женщины содрогалось от восторга. Каждое чувственное прикосновение Фила, его эротические, интимные поцелуи вызывали в ней страстное желание отдаться этому сильному голубоглазому красавцу. Она впала в глубокий экстаз, когда Фил просунул под нее руки, раздвинул дрожащие от нетерпения ноги и, приподняв ее, приблизил к себе. Айрис уже не слышала безумного, почти первобытного звука собственного голоса, когда выгибалась навстречу Филиппу, чтобы принять твердые, мощные движения его тела. Жажда обладания соединила их в одно целое, состоящее из плоти и души, в следующий миг вселенная, в которой находились одержимые страстью влюбленные, взорвалась сверкающими, разлетающимися в разные стороны огнями победного фейерверка.
— Любовь моя, — нежно произнес Фил, — неужели ты сомневалась в моей любви? Почему я, по-твоему, хочу жениться на тебе?
— Ну, я думала, в основном из-за Эшлинг Ты хотел заботиться о ней, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я, разумеется, довольно скоро поняла, что безумно люблю тебя. Но вот разобраться в том, как ты ко мне относишься, — не получалось. И теперь мне остается только мучить себя угрызениями совести — как я могла принять всерьез глупые доводы Кэтрин?
— Какая же ты замечательная идиотка, прелесть моя! — Филипп рассмеялся низким, нежным басом.
— Самой не верится, что я вела себя до такой степени глупо, — сказала она с грустью. — Но когда Томас Кемп упомянул имя твоего управляющего мистера Хендерсона, я вспомнила, как ты разговаривал по телефону с кем-то, носящим такую же фамилию. Все вместе приобрело для меня какой-то зловещий смысл. А тут еще добавилось, что ты и Адам занимались вместе бизнесом… — Айрис замолкла.
— Больше не думай об этом, дорогая, — мягко проговорил Филипп, прижимая ее к своему плотному обнаженному телу. — В том, что произошло, есть и моя вина: я практически тебе ничего не рассказывал о своих делах, связях с Шилдтоном, проектах на будущее… Зря, конечно, но дело поправимое. Уясни себе одно: клянусь, что не имею никакого отношения к мельничным документам, к предполагаемой авантюре и к тому, что усердно разносят шилдтонские сплетницы…
— Может быть, вместо общих слов ты прояснишь мне конкретную ситуацию?
