— Меня можешь не считать, — быстро разуверила его Диана. — Нет смысла притворяться — между нами никогда ничего не было.
— Если бы твой отец все время не навязывал меня в качестве идеального мужа, ты могла бы осознать свои истинные чувства еще несколько лет назад.
— Не думаю. Сначала мне надо было повзрослеть. А на это ушли годы.
— Ну а теперь, когда ты повзрослела, — что дальше?
— Не знаю. Отныне моим девизом будет — не торопиться и не загадывать наперед. — Она оглянулась, но не увидела Тани. — А ты, Адриан? Что ты будешь делать с Таней? Позволишь ей уехать?
Адриан прикрыл глаза, потом снова поднял на нее взгляд, словно решив, что нет смысла скрывать правду.
— Ты знаешь, до последнего времени я обещал себе бороться за нее до конца. Но вдруг, в последние часы, я подумал — а что, если ей будет лучше без меня?
— Не будет. Я уверена, она все еще любит тебя. — Диана взглянула на часы. — Мне пора идти, а то пропущу последний поезд. Попрощайся от меня с Таней, хорошо?
— А не хочешь остаться здесь с нами на всю ночь?
— Нет, спасибо. Если отец об этом узнает, он решит, что я пошла на попятный.
Она заспешила прочь, чтобы не передумать, хотя уже готова была остаться, когда вышла на улицу и увидела, что там настоящий ливень. Трудно было пробираться по мокрым мостовым на высоких каблуках. Диана раза два оступилась, несколько раз угодила в лужу. Она была без шляпки, волосы намокли. Погода была под стать тому, что творилось у нее в душе, и потоки дождевой воды, стекавшие по ее лицу, смешивались со слезами, струящимися из глаз.
Она пошла в мэрию в надежде застать там не столько Адриана, сколько Роджера, но, переговорив со служащим мэрии, узнала, что Роджер ждет результатов голосования в своей штаб-квартире и останется там вплоть до времени объявления победителя. Ей опять не удалось с ним увидеться. Но что толку, если бы они и встретились? Он что, стал бы объясняться ей в любви? Если бы Роджер хотел это сделать, у него была масса времени, хотя бы в тот день, когда она переезжала к кузине. Диана тогда, поборов гордость, попросила экономку, если без нее позвонит Роджер Пултон, дать ее новый номер телефона и адрес. Но от него не было известий, и, хотя, девушка изо всех сил старалась убедить себя, что это из-за выборов, что он страшно занят и с волнением ожидает их исхода, логика не утешала ее. Если бы Роджер по-настоящему любил, а не витал в романтических иллюзиях, уходящих корнями в их общую юность, его ничто не остановило бы. Он мог бы позвонить и сказать, как он рад, что она, наконец, смогла уйти от отца.
Диана остановилась и вытерла с лица следы дождя, и тут только увидела, что не туда свернула. Вскрикнув от досады, она решила пойти напрямик через, недавно построенный, торговый центр. И вдруг увидела, что стоит прямо напротив штаб-квартиры Роджера. Все окна были заклеены предвыборными плакатами с его портретом, и он, в этот момент, показался ей таким близким, словно сам стоял перед ней. Она остановилась, открыв рот. Потом, подчиняясь непреодолимому импульсу, кинулась к дверям.
Комната была наполнена сигаретным дымом и людьми. Все, как ей показалось, обернулись, когда она вошла, и девушка постаралась придать лицу бесстрастное выражение, а сама, тем временем, искала глазами в толпе единственного человека, который был ей нужен. Но Роджера нигде не было видно, и она взялась за ручку двери, чтобы выйти.
— Диана! Что ты тут делаешь?
Она обернулась и увидела, как он пробирается к ней сквозь толпу. При свете дневных ламп его кожа приобрела бело-зеленый оттенок, а волосы казались еще более рыжими, чем всегда. Лицо, покрытое глубокими морщинами от напряжения и усталости, красные воспаленные круги под глазами, — увидев его в таком неприглядном свете, Диана почувствовала, как ее любовь возгорелась с новой силой, а сердце вздрогнуло от нежности. Но ее трогательные мысли были яростно отброшены бестактным вопросом.
— Что тебе здесь нужно? — набросился на нее Роджер.
— Я… х-хотела п-поговорить с тобой, прежде чем объявят результаты, — заикаясь, пробормотала она, впервые перестав быть хозяйкой положения.
Он продолжал свирепо смотреть на нее, сердясь на то, что уж в ночь, которая требовала от него напряжения всех сил, она могла бы не приходить сюда и не мучить его еще больше. Один вид ее был для него пыткой. Она напоминала ему о том, что он хотел скорее забыть, — бархатистую нежность ее щек, теплое дыхание, нежное касание губ. Какой он дурак, что послал тогда ей цветы; наивно было ждать отклика на его порыв.
Припомнив, как холодно она разговаривала с ним, застав, ссорящимся с лордом Бидделлом, он съежился от стыда. Диана, наверное, просто уезжала в Лондон в гости, и ей было смешно видеть, как он терзался беспокойством. И все из-за того, что она пропала на одну ночь! Твердо решив больше никогда не показывать своего волнения, Роджер старался говорить лишенным всяких теплых чувств голосом.
— Очень мило, что зашла пожелать мне удачи, Диана. Или ты пришла выразить мне соболезнования, если я проиграю?
— А тебе нужны мои соболезнования?
— Мне от тебя ничего не нужно.
Он оглянулся на чей-то зов. Диана повернулась к двери и выбежала из комнаты.
К несчастью, дверь вела не на улицу. Диана оказалась в каком-то мрачном коридоре. Некоторое время девушка стояла там, проклиная себя за слабость, что позволила себе прийти к Роджеру. Она так надеялась, что, если сделает первый шаг навстречу, он не останется равнодушным и сделает ответный шаг. Что ж, в другой раз будет умнее. Диана решительно отправилась на поиски выхода, лишь бы снова не проходить через ту комнату, где был Роджер. Слева она увидела дверь, толкнула ее и оказалась в комнате, по виду столовой — с одной стороны здесь размещался прилавок, на котором стояли чашки, блюдца и большой чайник.
Невероятно грустная женщина, вытиравшая тарелки, удивленно подняла на нее глаза и сказала:
— Чая больше нет.
— Мне не нужен чай. Я ищу выход.
— Я тебе покажу, — раздался за спиной голос Роджера, и он, потянув ее обратно в коридор, открыл другую дверь и бесцеремонно втолкнул девушку в пустой кабинет.
Оставшись с ней наедине, он вдруг словно заново увидел ее близко и отчетливо. У него болезненно сжалось горло. Не осталось и следа от обычно хладнокровной самоуверенности Дианы. Он видел заплаканные глаза, растекшуюся по щекам тушь. Мокрые от дождя волосы прилипли к голове, на лбу красовались грязные пятна. Только губы оставались прекрасны, как всегда, даже еще красивее — они были бледные и дрожали, а сама Диана была мягкой и очень беззащитной.
Смутившись от его пристального взгляда, девушка поплотнее запахнулась в тонкое пальто, вздрогнув, когда холодный мокрый воротник коснулся ее шеи.
