«Дорогая мадам! – подумала Роза. – Дорогая мадам… тот, кто проникнут до мозга костей духом и значением высокопарного утверждения «происхождение обязывает» и кто не понимает, что такое оскорбленная гордость и любовь, не имеющая будущего, уже сделал шато необитаемой землей. Я поклялась себе, что никогда впредь не появлюсь там по доброй воле».
Другое письмо пришло авиапочтой и было от танти Элси. Когда Роза прочла его, то показала оба послания Сильвии.
Минувшей ночью она пересказала Сильвии самую суть бурного объяснения с Сент-Ги, так что сестра поняла истинную подоплеку письма мадам: сгладить резкость обвинений сына в адрес Розы. Единственным комментарием стало негодующее: «Так я и думала! Да как они осмелились!» Но письмо из Южной Африки Сильвия прочла самым тщательным образом и взглянула на Розу.
– Сие означает, – она смешалась, – что… если мы сочтем нужным, то можем вернуться в Англию совсем скоро? Еще до истечения годичного срока?
Роза кивнула в знак согласия:
– Ты верно уловила смысл. Плюс твоему французскому, дорогая! Танти Элси пишет довольно сбивчиво. Но я поняла это письмо точно так же. Видишь – она сообщает, что ее зять возвращается, чтобы принять лучшую работу в Париже, и распродает все, что у него есть в Южной Африке. Она должна вернуться с ним и со своей дочерью раньше, чем собиралась. Она пишет, что для нас это не должно иметь существенного значения, если мы только сами не горим желанием вернуться в Англию.
– Лично я не вижу, в каком качестве мы сможем остаться. Ей же снова понадобятся квартира и магазин?
– Да, но, не желая выглядеть в наших глазах обманщицей, как я предполагаю, она пишет о том, чтобы нам втроем управлять магазином до конца годичного срока. Это вполне возможно, если мы с тобой согласимся занимать одну спальню. В противном случае мы вольны съехать отсюда в любое время после ее прибытия.
– И ты ради меня уедешь отсюда, даже если так сильно полюбила это место? Или же вот оно, – Сильвия указала на письмо от мадам Сент-Ги, – может как-то повлиять на твое решение?
«Если бы только письмо!» Вслух же Роза ответила:
– Я бы предпочла, чтобы право выбора оставалось за тобой. Как ты желаешь поступить?
Она увидела предостерегающее подрагивание губ Сильвии; ее голубые глаза расширились, готовясь наполниться слезами.
– Ох, Роза, я не знаю! Даже не знаю… Это ты должна выбирать… Мне все равно! – жалобно запричитала Сильвия, сделав Розу, как всегда, ответственной за решение действовать, двигаться или оставаться на месте. Не ведая, что Роза, как и она, обречена жить с разбитым сердцем.
Спустя день или два танти Элси телеграфировала, что надеется прибыть домой через две недели со дня отправки телеграммы. Сильвия безучастно согласилась с предложением Розы, что им следует повременить с принятием окончательного решения до возвращения тети.
Между тем это внесло существенные коррективы в их планы. Намного раньше, чем они думали, им предстояло дать отчет о своей деятельности, что означало, среди прочего, переучет товаров в магазине и генеральную уборку во всем доме. Роза с упорством занялась как тем, так и другим, стараясь убедить себя в пользе проведенного здесь времени, говоря, что их «миссия увенчалась успехом».
Ибо это было так! Все эти месяцы они провели на солнце, зима только предстояла. Им более чем удалось удержать магазин на плаву. Физически Сильвия вновь была здорова. Танти Элси не нарушила данных им обещаний насчет солнца, моря и пейзажа. Они покинут Мориньи с более тяжелым сердцем, чем прибыли сюда, лишь потому, что осмелились надеяться на то, на что надеяться никак не следовало. И нет тут ничьей вины… или есть?
Они настолько пришлись всем ко двору в Мориньи, словно родились здесь. Мари Дюран из лучших побуждений рассказала всем об их возможном скором отъезде, и Розу с Сильвией стали наперебой приглашать на каждое событие местного значения – от первого причастия и помолвок до бесчисленных годовщин и юбилеев. Вышло так, что после полудня в понедельник, когда Сильвия отправилась в Сен-Тропез, чтобы купить новое платье для венчания дочери самой Мари, Роза, занимаясь капитальной уборкой, наткнулась на подаренный Блайсом магнитофон, уволенный в отставку.
Роза извлекла его из-за буфета, чувствуя себя виноватой, что они не вернули магнитофон Блайсу. Следует это сделать до того, как они отправятся в Англию. Вещь дорогая и почти не бывшая в употреблении. Роза вытерла футляр от пыли, открыла его и решила прослушать, какая запись была сделана последней.
Им доставляло такое удовольствие записывать и слушать себя в то воскресенье, когда явилась Флор и потребовала остаться с Блайсом наедине для сугубо делового разговора! Больше они магнитофоном не пользовались, так как уже на следующее утро все кардинально переменилось. Блайс так и не выполнил свою угрозу – записать ее и Сильвию тайком, когда магнитофон будет включен без их ведома. Но сейчас лента была полностью перемотана на принимающую катушку, что означало запись, которую они еще не слушали. Роза нажала на перемотку, подождала, затем включила воспроизведение…
Сначала – слабое звяканье чашек и блюдец, голос Блайса и отвечающей ему Сильвии, затем голос ее, Розы, и взрыв общего смеха. Это означало, что Блайс все же выполнил свою «угрозу»! Он, должно быть, включил магнитофон в те одну или две минуты, когда они обе были на кухне: Сильвия готовила десерт, а она разливала кофе.
Роза услышала звук открывающейся двери – в комнате Флор, ее первые слова, адресованные Розе, а затем просьба на время монополизировать Блайса: ответ Блайса – холодное «Что ты хочешь?» – и так далее.
Затем, после некоторой паузы, ее собственные слова с предложением подождать Блайса в машине и, наконец, шумы, когда она с Сильвией покидали комнату.
Лента продолжала разматываться, впереди еще оставалось много. Раздался голос Флор:
– Это бизнес. Твое дело: принять или отказаться. Но я думаю, ты согласишься на мое предложение.
Затем Блайс на французском:
– Предложение? – И, спустя секунду, упоминание ее имени, что не могло не заинтересовать Розу, заставив вместе с тем испытать некое чувство вины, что подслушивает чужой разговор благодаря последним достижениям науки.
Флор продолжала:
– Да. Смотри правде в глаза. Я не собираюсь домогаться Сент-Ги, пока он остается по уши увлеченным Розой Дрейк. Или ты не знаешь, что он испытывает к ней интерес?
Блайс:
– Как-то не думал об этом. Да я и не пользуюсь его особым доверием.
– Ну, подобная интрижка – всего лишь дань новизне, кроме того, она англичанка и корчит из себя недотрогу, делая вид, что ее не так-то просто добиться. Он желает ее лишь как любовницу, и речь не идет ни о какой женитьбе. Но пока Сент-Ги так и бегает за ней: ударил Клода Одета в ее защиту, исчез с ней с моего званого вечера, провел вместе добрую половину своей драгоценной bravade и полночи…
