Графиня скорчила гримасу.
— Ах, si! Я слишком эгоистично заставляю вас ждать. Знаете, так приятно, что вы здесь, такая красивая и молодая! От этого я чувствую…
— О картинах… — подсказала ей Робин.
— Si. Их нужно почистить. Воздух сейчас такой грязный! Это все заводы в Магера, — конспиративно зашептала она. — Они разрушают Венецию! На днях небо было желтым.
Голос графини начинал дрожать, когда внимание ускользало от нее. Робин нахмурилась. Сегодня у графини был не самый удачный день. Она постарается снова заговорить о контракте после ужина.
Гилия, не хотите ли вы сейчас выйти на прогулку? Я думаю, сейчас на солнце хорошо!
Si, давайте пройдемся. Andiamo! — сказала графиня с неожиданной решительностью. Она сама поднялась с кровати, а ведь ей так мучительно больно было это сделать.
Она двигалась очень медленно. Подтолкнув конструкцию, графиня сделала два маленьких шажка и снова толкнула раму. За пятнадцать минут она спустилась по лестнице и вышла во двор через пустой первый этаж, на выцветших обоях которого размытые пятна показывали уровень, до которого поднималась acqua alta — медленно подмывавшие фундамент Венеции воды в ужасные дни наводнений.
На улице солнце, казалось, оживило графиню, и они хорошо провели время, хотя оно и тянулось для Робин мучительно медленно.
Я думаю, вам не нравится ходить так медленно, — извиняющимся тоном сказала графиня, — но у нас есть поговорка: «Chi va piano va sono e va lontano». Она означает: «Тише едешь — дальше будешь».
— В Америке тоже есть нечто похожее, улыбнулась Робин. — «Терпение и труд все перетрут».
— Что перетрут? — спросила графиня, толкая раму вперед.
Робин рассказала историю о черепахе и зайце, которая восхитила старушку и заняла большую часть пути до piazza — места их обычных прогулок. Графиня прогуливалась здесь каждый день в течение девяти лет, если не мешали наводнения. Вряд ли это была самая большая из открытых венецианских площадей, но Робин она пришлась по душе. Здесь стояла церковь семнадцатого века, а по соседству, в терракотовых домах, расположились современные торговцы — мясник, табачник и другие. Выйдя на площадь, они спугнули стаю голубей, одновременно поднявшуюся в воздух и опустившуюся на несколько ярдов поодаль.
Впрочем, Робин сегодня не думала о Венеции. Мысленно она была в Америке, со Стюартом.
Его турне должно было закончиться вчера. Был ли он уже в Броган-Хаусе? Или вообще вернулся к себе домой? Чем чаще она думала об этом, тем больше ей казалось, будто он понял, что не хотел этого брака. Этот поступок противоречил тому образу жизни, который он предпочитал. Он никогда не вел оседлой жизни, и почему он должен начать ее сейчас?
Эта мысль заставила ее сердечко сжаться от унижения. Жизнь без Стюарта, казалось, не стоила того, чтобы о ней думать. Если бы она могла хотя бы услышать его голос! Это дало бы ей силы жить дальше.
Они остановились под стенами церкви. В первый момент ее привело в ужас, что такая старая и милая церковь обречена на разрушение. Правда, она с тех пор не раз слышала, что это — обычное дело в Венеции, где церквей гораздо больше, чем у людей возможностей их содержать. Она даже не знала ее название. Что-то наподобие Santa Maria dei.
Как и каждый день, графиня рассматривала ангела, закрепленного низко на фасаде церкви. Его каменные крылья почернели от сажи, а лицо было изъедено смесью серы и влаги, забивавшимися в Венеции во все щели.
— Как сегодня наш ангел-хранитель? — спросила графиня. — Сегодня солнечно, но смотрит он нерадостно. Ему печально из-за вас, я думаю.
— Из-за меня? Почему? — удивленно посмотрела Робин на старушку.
— Потому что вы печальны. Впрочем, я понимаю вашу причину — вы недавно замужем — и уже в разлуке! Вы думаете о нем. Думаете, любит ли он вас по-прежнему.
Робин застыла в изумлении. Конечно, это была лишь догадка, но абсолютно точная.
— К-как вы узнали?
— Я слушаю! — загадочно произнесла графиня. — Я слушаю телефонные звонки. Никто больше не звонит такой старухе, как я, но я знаю, что если муж любит жену, он позвонит ей, если она уехала. Я слушаю вот уже две недели, как вы приехали, но телефон молчит.
— Я… — Робин не знала, что ответить. Это была правда: у прислуги был свой телефон на кухне. Телефоном на верхних этажах пользовалась только графиня и ее гости, и он ни разу не зазвонил с тех пор, как она приехала.
— А сейчас я скажу вам другую нашу поговорку, — продолжала графиня сочувственно. — «Chi ama crede». Это значит: «Кто верит — любит». Вы должны верить в своего мужа, дорогая. Вы вышли замуж по любви! Хотя я не знаю его, я верю, что ваш муж любит вас. Какой мужчина не смог бы любить женщину, которая так добра и красива, как вы!
— Благодарю вас, — благодарно сказала Робин. Импульсивно она поцеловала ее в щеку и была награждена сияющей улыбкой.
— Bravissima! Я надеюсь, вы больше не будете тревожиться! Пойдемте, давайте возвращаться. Может быть, он вам позвонит сегодня, а?..
Однако когда они вошли в палаццо, полная служанка графини уже ждала их.
— Наконец-то вы вернулись! Signora, — сказала она, обращаясь к Робин, — один джентльмен хочет видеть вас. Он ждет вас в вашей комнате. Я просила его подождать в общей гостиной, но он отказался. Он сказал, что хочет увидеться с вами наедине! Signora, может быть, вызвать полицию?
Ее колотящееся сердце подсказало, кто это был. Ангел с церкви Santa Maria dei услышал ее робкую молитву!
— Нет, спасибо. Я встречусь с ним в моей комнате.
Силуэт Стюарта, стоявшего возле окна, вырисовывался на светлом фоне полуденного солнца. Она вошла, и он повернулся. Он думал увидеть ее лицо, пылающее от гнева, и ошибся. Оно было уставшим.
— Стюарт! Что ты здесь делаешь?
— Этот вопрос я должен был бы задать тебе, — сказал он.
При виде любимого мужчины почти забытая теплота снова стала заполнять ее. Она хотела броситься в его объятия, но было что-то холодное и воспрещающее в выражении его лица, что остановило ее как вкопанную. Он так и остался стоять у окна. И скрестил руки на груди.
Воцарилась напряженная пауза, и его безразличное отношение к ней заставило ее занять оборонительную позицию.
— А почему я не могу быть здесь? — сказала Робин. — У меня новая работа, и я приехала сюда по делу.
— Но ты могла бы сказать мне, — ровным голосом ответил Стюарт.
— Я пыталась! — выкрикнула она. — Я пыталась позвонить тебе до того, как уехала, но ты был между Сиэтлом и Денвером, и я не могла дозвониться!
— Я понимаю, как это могло случиться, — кивнул он.
Холодность его тона заставила в страхе сжаться ее горло.