На полпути вспоминаю о звонке Давиду и своём «тревожном чемоданчике».
— Не волнуйся, — уверенно звучит голос Кирилла, — я уже позвонил ему, а вещи в багажнике: Степан еще днем позвонил и наказал мне забрать их из вашего дома. Словно чувствовал, — хмыкает он с легким удивлением.
После этих слов во мне словно включается программа антистресса, блокирующая большую часть эмоций и размывая происходящее. Все вокруг окутывает туман, и я плыву в нем, на автомате выполняя все предписания не отходящего ни на шаг от меня Давида, соглашаюсь со всеми процедурами и выныриваю из этого омута, когда родильный зал оглашает недовольный писк моей малышки.
Слезы катятся по моим щекам, боль и страх отступают на задний план: ведь маленький комочек счастья лежит на моей груди. Прижимаю крошку к себе и целую в макушку. Шквал эмоций захлёстывает меня, вытесняя все, оставляя лишь безмерную любовь к дочке.
— Все хорошо, Агния, тебе надо отдохнуть, а ребенку необходим специальный уход, — объясняет мне Давид действия неонатолога, забирающего у меня малышку. — Сейчас тебя переведут в палату, — продолжает он, а я уже уплываю в блаженное марево долгожданного сна.
Не слышу и не ощущаю ровным счетом ничего, только непроглядное марево успокоительного беспамятства затягивает меня на дно тишины и блаженства, из которого в реальность меня возвращает до мурашек знакомый и такой родной голос.
— Привет, Кроха. — Легкий поцелуй в пересохшие губы, его крепкая ладонь, сжимающая мою, почти безжизненную, и теплое дыхание, опаляющее кожу. — Вы чего это тут без меня устроили?
— Я не хотела, — честно признаюсь, с трудом приоткрывая глаза, и заливаюсь румянцем смущения, потому что представляю, какой он меня сейчас видит: уставшей, всклокоченной, с темными кругами под глазами и далеко не красоткой в бесформенной больничкой сорочке.
— Ну, у нашей малышки свои планы. — При слове «нашей» мое сердце замирает всего на несколько секунд, а на глаза вновь наворачиваются слезы.
— Эй, ты чего, Кроха? Где-то болит? Позвать врача? — взволнованно интересуется он, проводя ладонью по моему лицу.
— Нет, — прикусываю губу. — Просто «наша» — это…
— Наша. Ты моя, а она наша, — уверенно и безапелляционно заявляет Степан, присаживаясь на край моей кровати. — И я ее уже видел, — с восхищением хвастается этот большой и сильный мужчина, словно покорил Луну. — У нее все хорошо, правда, полежать в больнице вам придется чуть больше положенного, но зато у меня будет время все приготовить к вашему возвращению.
Он еще что-то говорит, а я лишь киваю, паря в небесах от необъяснимого умиротворения.
Глава 40 *Степан*
*Степан*
— Но это не точно. — Мирон кладет передо мной тонкую папку с собранной информацией. — Машина найдена в лесополосе, далеко от дороги, и вообще не в нашем регионе. Сильно обгоревшая, но проведенная экспертиза подтверждает, что она точно принадлежит Владу. А в местной больнице уже месяц лечится неопознанный пациент, которого, избитого до полусмерти, нашёл лесник. По описаниям подходит, но у него амнезия и чего-то толкового о себе мужик сказать не может.
Слушаю Мирона, просматривая фотографии сильно покореженного автомобиля, по очертаниям действительно похожего на транспортное средство Влада. Далее есть еще пара снимков с тем самым беспамятным клиентом местной клиники. Исхудавший, с темными кругами под глазами, небритый и нестриженый, да и вообще не особо ухоженного вида человек далек от образа моего друга и босса Владислава Аркадьевича Виннера. Но чем черт не шутит, и лучше так, чем…
Встряхиваю головой, прогоняя самые страшные мысли.
— Я поеду туда и проверю, — делюсь своими планами. — Если это он, организую его перевозку в клинику к Селиванову.
— Хорошо, — кивает Мирон. — Звони, помогу, чем смогу.
— Угу…
Хватаю папку с данными и поднимаюсь из-за стола, намереваясь как можно скорее покинуть кабинет начальника местного УВД, но не успеваю и рта раскрыть, чтобы попрощаться, как на стол передо мной падает еще одно досье. Смутное подозрение сдавливает виски тисками неприятного предчувствия воскрешения скелетов прошлого.
— Это то, о чем я думаю?
— Это информация о…
— Хорошо, — прерываю его, и так зная, о ком собраны сведения в данном картонном конверте. — Я могу его забрать?
— Да, это копии уничтоженного дела двадцатичетырехлетней давности.
— Если оно было уничтожено, и так давно, то как ты…?
— Не важно, у меня свои источники, — ухмыляется Мирон. — Главное — знай: я не верю тому, что там написано. И лучше будет, если это дело больше нигде не всплывет.
— Спасибо! — благодарю его.
Забираю конверт, прощаюсь с Мироном и как можно скорее спешу покинуть это здание.
Сев за руль своего автомобиля, сжимаю рулевое колесо до побелевших костяшек и с презрением поглядываю на неприметное бумажное изделие канцелярской промышленности. Хранящаяся в нем информация, бесспорно, прольет свет на загадочное появление в моей жизни мнимого сына и женщины, которая упорно утверждает, что я был с ней и что ее ребенок точно от меня.
Но на данный момент я расставляю приоритеты по важности, и, да, Влад на данный момент на первом месте. Четко формулирую план действий, общаясь по громкой связи с Кириллом и выруливая на основную трассу. Затем связываюсь с Крохой и самолично отвожу ее и Карину в гости ко второй, в душе спокойно вздыхая, что в мое отсутствие Агния не останется одна дома (Кощей не в счет). Все же сегодняшнее малышкино недомогание не дает мне покоя, путь даже они с Давидом в два голоса утверждают обратное.
Километры скоростной трассы глотаю с жадностью. Мчусь на запредельно допустимых скоростях, подгоняемый нетерпением и желанием поскорее во всем разобраться, чтобы вернуться туда, где меня ждут. Домой.
Несколько часов пути остаются позади, и я, притормозив у здания местной больницы, бросаю свой автомобиль прямо у центрального входа. Парни из сопровождения делают то же самое, и, поймав мой кивок, один из них покидает авто, чтобы составить мне компанию.
Вместе мы без труда и не встречая особых препятствий в виде сурового вида санитарок со шваброй и хотя бы какой-то охраны, проходим по коридорам пропахших лекарствами и чем-то еще безысходным. Нужная нам палата находится на последнем, пятом этаже. Все тот же запах, облупившаяся краска на стенах и старые кровати с продавленными основаниями из панцирной сетки, застеленные комковатыми ватными матрацами и застиранными простынями.
Окидываю беглым взглядом пациентов данного четырехместного «номера» и безошибочно узнаю того, кого уже боялся не увидеть.
Влад…
Мы смотрим друг на друга, и в его глазах на мгновение мелькает то, что вселяет в меня веру. Веру в его полное исцеление и возвращение к нормальной жизни. Я не врач, но та сила и любовь к жизни, что есть в нем, не оставляют даже тени сомнений в положительном исходе дальнейшего лечения в кругу родных и близких.
— Да, скорее всего, так и будет, ему нужна привычная среда и знакомые лица. Положительные эмоции и надлежащий уход. Мы делали все, что в наших силах, но вы сами видите… — извиняясь, пожимает плечами главный врач, отдавая мне историю болезни и помогая организовать отправку Влада.
Состояние его не столь критично, так что решаем отказаться от санитарной авиации и, пусть и поздно ночью, но возвращаемся тем же маршрутом, что и прибыли сюда. А когда в клинике я передаю его ожидающим нас врачам, ловлю встревоженный взгляд Карины и каким-то шестым чувством понимаю: ее волнение связано не только с наконец-то отыскавшимся мужем.
— Она в родильном отделении, — словно медиум, читающий мысли, отвечает она на мой невысказанный вопрос.
Страх налетает на меня безжалостным коршуном, клюет в самое темечко, разгоняя по телу панику. Так страшно мне еще ни разу в жизни не было, даже на службе в горячих точках, даже на поле боя, даже… Да никогда, черт побери!
Сердце делает кульбит, бухая где-то в горле, и единственная мысль сверлит мозг: «Только бы все обошлось!» На остатках сознания отдаю четкие распоряжения по размещению Влада, оперативно расставляю парней на охрану палаты и еще нескольких отправляю на сестринский пост и лестницы. Убедившись, что дальше и без меня справятся, опрометью мчусь в отделение, где хозяйничает Давид, попутно набирая его номер.
