На этот раз в голосе первого секретаря послышалась нотка страха. Я сумела только кивнуть. Мне хотелось, чтобы он продолжал спрашивать меня и называть любимой. Я хотела снова услышать нестерпимую тревогу в его спокойном голосе.
Когда я открыла рот, то собиралась только сказать спасибо. Но произнесла не слова благодарности. Они выражали то, что я чувствовала в первую очередь.
— Я бы не вынесла, — запинаясь, произнесла я, — если бы с вами что-то случилось. Если бы вы упали.
Джеймс Фицджеральд бросил на меня проницательный взгляд. Он, очевидно, заметил слезы, которые я пыталась вытереть пальцами.
Он начал обращаться со мной, как с полубезумным от испуга ребенком, хотя на самом деле я никогда не чувствовала большего спокойствия и уверенности в том, что действительно было важно в моей жизни.
Первый секретарь выдавил улыбку и после вопроса о Петизо сказал, что, вероятно, я почувствую себя по-другому, как только мы окажемся в безопасности.
До этого было еще долго. Петизо не соглашался на ужасающий подъем без Джеймса. Забывая о сланце, я ходила взад-вперед по узкому выступу, сжав кулаки так, что мои ногти вонзались в ладони. Я помню, как вытирала слезы костяшками пальцев, затем услышала удивительный вой Петизо, на этот раз с торжествующими нотами, и ответ того далекого слушателя в какой-то отдаленной деревне. Они благополучно достигли вершины. Но, казалось, прошли часы, прежде чем Джеймс вернулся снова, и на сей раз он не обнял меня.
Он просто сказал, в точности как школьный учитель:
— Как у тебя с гимнастикой, Мадлен?
Успокаивающие, антисептические, неромантичные слова!
— Очень неплохо.
— Ладно, тогда ты знаешь, как захватить веревку. Лезь. Я за тобой. Ты достаточно легкая, чтобы веревка выдержала нас обоих.
Возможно, он все еще думал, что я истеричка, неспособная двинуться от страха, холода и головокружения. И он собирался попытаться поймать меня, если я упаду.
Думаю, во время этого мучительного поиска точек опоры мой разум находился в состоянии, которое называют благословенной пустотой. Или присутствие Джеймса лишило подъем значительной части ужаса, потому что я почти ничего не помню.
Зато отчетливо помню, как оказалась в безопасности и наконец встала на каменистой вершине утеса. Помню ночной небосвод над нами, хрупкое мерцание лунного света. Помню выражение лица Джеймса, когда он взял меня за плечи и тихо проговорил:
— Ты в безопасности. Я люблю тебя, Мадлен.
Я спрятала лицо на его груди, но он поднял мой подбородок и посмотрел в глаза, терпеливо ожидая, что я скажу ему слова, которые сделают любое место волшебным.
— Я люблю тебя, Джеймс, — прошептала я.
Потом я почувствовала прикосновение его губ. Его руки обняли меня, поднимая с земли, пока я целовала его в ответ. Еще раз я испытала ту незабываемую сладость вечера в гасиенде. Мне показалось, что мои кости растаяли. Я почувствовала слабость.
— Но я всегда любил тебя, — сказал Джеймс, когда отпустил меня.
— Не всегда.
— Всегда. С того момента, как впервые увидел на руке дона Рамона. — Он поднял мой подбородок снова. — И ты должна научиться не противоречить своему jefe. Петизо только что сказал мне… — Он оглянулся.
Но, истощенный напряжением последних часов, Петизо свернулся на подстилке изо мха под пальто Джеймса и крепко спал.
Ой не проснулся, даже когда Джеймс нес его в «лендровер». Я раскрыла створки дверей и оглянулась на него. На маленьком лице застыло удовлетворенное выражение.
— Что тебе сказал Петизо? — спросила я Джеймса и встретила в ответ взгляд такой нежности, что мне стали не нужны слова для доказательства его любви.
— Достаточно, — с улыбкой ответил он.
Я рассказала ему о нашем пикнике, прабабушке Петизо и попытках мальчугана разобраться в различиях между jefe и esposo.
— Видишь ли, тогда я не знала, что ты меня любишь, — закончила я.
— Как невнимательно, — протянул Джеймс в своей обычной манере первого секретаря. — Разве ты не заметила мой особый интерес к твоим делам?
— Ты поэтому узнал, что мы пропали?
— Случайно прогуливался у остановки, чтобы встретить ваш автобус.
— И затем поехал искать нас.
Я была растрогана. Я посмотрела на свои исцарапанные руки и вздрогнула.
— Не думала, что нас вообще найдут.
— Искал бы, пока не нашел. — Это была простая констатация факта. Затем насмешливо: — Я примерно знал, куда ехать, — слава всеобщему подчинению правилам.
— Зов Петизо, — пробормотала я.
— Набор номера 911, — улыбнулся Джеймс.
— Или сумеречный лай.
— Способу тысячи лет. И они воют только в момент опасности.
Мы молча обдумывали этот странный способ связи.
— Но, — тихо сказал Джеймс, — есть много способов связи без слов. — Он запечатлел на моей щеке быстрый поцелуй. — Этот, например. Я думал, что все сказал тогда в гасиенде — и ты сказала мне. Пока, — добавил он сухо, — не назвала меня доном Рамоном.
— Но ты всегда был так строг со мной… — начала я. Потом вспомнила Петизо и его слова, что у них в деревне мужчина бьет только женщину, которую любит. — Все думали, что ты женишься на Хестер или на Еве, — сказала я ему вместо этого.
Джеймс на мгновение оторвался от дороги. У него на лице было написано искреннее изумление.
— Неужели! — воскликнул он. — Что ж, клянусь, не имел ни малейшего желания жениться на них. В маленьком сообществе всегда ходят слухи. И вы, девушки, слишком много сплетничаете.
Я улыбнулась, но промолчала.
— Я всегда считал Хестер немного взбалмошной младшей сестрой. Кроме того, как друг семьи, я знал об их отношениях с доном Районом.
Я умолчала, что при случае Хестер использовала имя Джеймса как прикрытие для запрещенных пикников с доном Районом.
— Что касается Евы, она — просто идеальный секретарь. — Потом, очевидно, он кое-что вспомнил. — Или почти идеальный.
Я снова подумала о неверной комбинации цифр. Результат боли или ревности? Или желания быть абсолютно незаменимой? Я никогда не узнаю. Я даже не хотела знать. В конце концов, как сказал Джеймс, никто не идеален.
— Вы скоро получите Еву, — напомнила ему я.
— Я не так уверен.
— Разве она не вернется на работу после выздоровления?
Джеймс выглядел таинственным. Миновав крутой поворот, он спросил меня:
— Знаешь, куда она только что улетела для выздоровления?
— В Лондон? — предположила я.
— Да, — кивнул он, затем улыбнулся. — Но Лондон в Онтарио.
Я задумалась на мгновение. Я вспомнила врача-канадца в клинике.
— С ним? — спросила я.