— Будь с ним помягче, мама, — попросил Джонни. — Он переживает не меньше тебя. Просто он не знает, что делать.
— Не пить — вот что делать! — взорвалась Элис. — Ему давно нужно было бы обратиться в организацию «Анонимные алкоголики», но теперь… Даже не знаю, будет ли от этого какой-нибудь толк.
— Может быть, он и обратится… Я надеюсь, что вчерашняя авария заставит его взяться за ум.
— Жаль, что твой отец не взялся за ум пять лет назад, когда едва не утопил Бобби. А лучше — еще раньше. Теперь-то, пожалуй, уже поздновато, — промолвила она с горечью, и Джонни сразу погрустнел.
— Ты должна дать ему шанс, мама, — сказал он твердо, а секунду спустя дверь отворилась, и в кухню вошел Джим. Элис уже открыла рот, чтобы ответить Джонни, но, увидев мужа, оборвала себя на полуслове. Она думала — Джим давно спит, но ему вдруг захотелось что-нибудь съесть.
— Снова беседуешь сама с собой? — спросил он, и его голос прозвучал устало.
Джим уже давно заметил, что его жена ведет себя странно — разговаривает вслух, спорит, жестикулирует. Он не допускал и мысли, что Элис сошла с ума, но легкое нервное расстройство, вызванное пережитым горем, вполне могло у нее начаться.
— Я считаю, что тебе нужно посоветоваться с врачом, — сказал Джим и, достав из холодильника баночку йогурта, снова ушел наверх. А еще несколько минут спустя Элис, поцеловав Джонни и пожелав ему спокойной ночи, тоже отправилась в спальню.
Войдя в комнату, она легла рядом с мужем и выключила лампу. Некоторое время они лежали молча, потом Джим сказал, не поворачивая головы:
— Как себя чувствует Шарли?
В его голосе прозвучало искреннее беспокойство, но Элис не смягчилась.
— Она проспала всю вторую половину дня, — ответила она. — Утром, когда она проснется, можешь сам у нее спросить.
Но Элис знала, что сделать это ему будет нелегко. Весь сегодняшний день Джим специально построил так, чтобы не встретиться с дочерью даже случайно. Ему было очень стыдно за то, что он совершил, и он боялся не только разговаривать с дочерью, но даже видеться с ней. Правда, он попросил у Шарли прощения, когда вез ее из больницы домой, и она ответила, что нисколько на него не сердится, однако Джиму не стало от этого легче. В отличие от дочери он прекрасно понимал, что последствия аварии могли быть куда серьезнее и что им обоим здорово повезло. Шарли же куда больше беспокоило не собственное здоровье, а ситуация дома, поэтому она снова стала благодарить отца за то, что он приехал к ней на игру, а потом повез в кафе. Все это она говорила совершенно искренне, однако Джим только острее ощутил свою вину.
— Хорошо, поговорю с ней завтра, — согласился он и, повернувшись на бок, зарылся головой в подушку. Джим, однако, не заснул. Чуть не до самого утра он лежал без сна и, глядя в темноту, думал о своей жизни, которую своими руками пустил под откос.
Утром ему так и не удалось поговорить с Шарли. Когда он проснулся, она еще спала, и Джим не стал ее тревожить. Элис ушла в церковь, поэтому, когда он спустился в кухню, то застал там одного Бобби. То есть он думал, что его сын сидит там один. На самом деле Бобби разговаривал с Джонни, но, заслышав шаги отца, сразу замолчал.
Не сказав сыну ни слова, Джим налил себе кофе и развернул свежую газету. Он часто вел себя так, словно Бобби вовсе не существовало, и сегодняшнее утро не было исключением. Джонни, который, пользуясь тем, что отец не мог его видеть, остался сидеть за столом, даже смерил его удивленным взглядом, потом подпер кулаком подбородок и о чем-то глубоко задумался.
Так прошло минут десять. Джим допил кофе, дочитал газету и, отложив ее в сторону, внезапно повернулся к Бобби с таким видом, словно ему в голову только что пришла какая-то свежая мысль.
— Твоя мама скоро вернется, — проговорил Джим неестественным тоном, каким взрослые часто разговаривают с потерявшимися на вокзале детишками. Что еще он может сказать сыну, Джим просто не знал. Любые разговоры с Бобби он считал лишенными смысла, поскольку мальчик все равно не мог ничего ответить. Джим и не подозревал, как много хороших, ласковых слов Бобби хотелось сказать отцу, хотя он и знал, что все равно не сможет. Даже сейчас, когда он снова научился свободно беседовать с братом и матерью, Бобби не решался заговорить с отцом, боясь, что тот его не поймет — просто не сумеет понять. Или не захочет.
— Хочешь что-нибудь съесть? — предложил сыну Джим, которого несколько смущало серьезное выражение лица сына.
Казалось, Бобби пытается что-то решить для себя.
— Ты завтракал? — снова спросил Джим, и Бобби утвердительно кивнул, а его отец не сдержал вздоха. — Нелегко с тобой разговаривать, братец, — сказал Джим, думая о том, что впервые за много лет он не мучается с похмелья. Целых два дня он не брал в рот ни капли спиртного и чувствовал себя очень хорошо, хотя, откровенно говоря, ситуация была для него непривычная.
— Почему ты не отвечаешь по-человечески? Мог бы хотя бы попытаться, — добавил он, снова поворачиваясь к сыну. — Мне кажется — ты просто не хочешь разговаривать. То есть не хочешь по-настоящему, — поправился Джим, почувствовав, что его последняя фраза прозвучала грубовато. — А вот если бы ты захотел, то смог бы разговаривать не хуже, чем я или мама.
Сейчас ему действительно захотелось поговорить с сыном, но Бобби продолжал молчать, и только его взгляд сделался еще более серьезным и сосредоточенным.
— Нет, ты даже не стараешься! — разочарованно вздохнул Джим, и Джонни, выйдя из своей задумчивости, повернулся к брату и ободряюще потрепал его по плечу. «Не огорчайся, все будет в порядке, — словно хотел он сказать. — И не надо бояться папу. Просто всему свое время, и разговорам — тоже».
Так и не добившись от Бобби ни слова, Джим поднялся и, сокрушенно качая головой, вышел из кухни. В глазах у него стояли слезы, он чувствовал себя кругом виноватым и совершенно беспомощным.
Бобби еще некоторое время сидел за столом один, потом тихо поднялся наверх и заглянул в комнату Джонни. Старший брат был уже там. Увидев мальчугана, он махнул ему рукой, приглашая сесть рядом с собой на кровать. Они сидели плечом к плечу и рассматривали завоеванные Джонни кубки и школьные фотографии. Бобби потянулся, чтобы взять альбом с фотографиями, и нечаянно уронил один из кубков. Кубок со стуком покатился по полу. Буквально через минуту в коридоре послышались торопливые шаги, и дверь в комнату распахнулась.
— Что ты тут забыл? — сурово спросил Джим, обводя глазами комнату. — Здесь тебе нечего делать. Ступай к себе сейчас же!
При виде отца Бобби застыл словно парализованный, и только глаза его наполнились слезами. К счастью, Джонни, наклонившись к брату, шепнул, что тоже пойдет с ним, и они сыграют в скрэббл. В последнее время эта игра в составление слов очень понравилась мальчику, к тому же Джонни заставлял его произносить собранные слова вслух. Ему было очень жалко братишку, на его взгляд, отец был слишком строг с Бобби, но он понимал, в чем дело. Его комната стала для отца чем-то вроде храма, и он не хотел, чтобы домашние трогали что-то из вещей Джонни.
