если у тебя в этом мире есть такой человек, как Виталина. И родной брат.
И скоро родится ребенок.
Он забрасывает голову брату на плечо, любуюсь звездным небом.
И вдруг говорит.
— Извини, что я тогда тебя кинул.
— Чего?
Он выпрямляется, пристально смотрит Тиму в глаза. Они остановились посреди тротуара, прямо под лампой. Не дошли до стоянки такси от силы десять метров.
— Извини, что когда ты ушел, я побоялся уйти с тобой. В юности.
— А, ты об этом, — кашляет Тим неловко. — Да уже вроде бы забыли.
— Я не забыл. Я жалею, что все так получилось, Тим. Я тогда был труслом.
— Знаю. Это я хорошо помню…
— Прощаешь?
Тим делает паузу, во время которой вздыхает и начинает усмехаться, видимо, смеясь над сентиментальностью Дамира, которой обычно просто не существует в видимом спектре. Он все держит в себе.
— Да прощаю, прощаю. Пошли уже в такси.
Проснувшись следующим утром и позавтракав, я устраиваюсь на диванчике и беру в руки телефон. Меня накрывает аномальной благодарностью по отношению к маме и папе. Да, они у меня совсем неидеальные, а мама иногда переходит все границы… Но свою роль будущей бабушки она играла хорошо. Если у меня возникали вопросы, которые я не могла задать врачу, я спрашивала у мамы, и она своими рассказами забирала у меня беспокойство.
Здесь, на расстоянии, между нами состоялось несколько длинных, обстоятельных разговоров по телефону, которые были такими честными и близкими, что я даже снова поверила, что мы с мамой можем стать настоящими подругами.
Карина даже удивилась.
— Серьезно? Вы говорили? Она советы тебе давала? Не как обычно, а советы? — спрашивала у меня подружка по телефону.
От мамы я узнавала то, о чем редко говорят в программах о беременности, и в книгах пишут отнюдь не всегда. Она призналась мне, что искренне полюбила меня, свою дочь, уже после рождения.
Не знаю, преувеличивала мама или нет, но она назвала это «огромным розовым облаком любви», которое накрыло ее в роддоме сразу после того, как меня, кричащую малютку, положили ей на грудь.
Она сказала, что это нормально, что я пока «больше беспокоюсь, переживаю, чем люблю», сказала, что не стоит давить на себя, надо уважать себя, жалеть себя.
Слова мамы меня успокоили, потому что я уже чувствовала себе немного ненормальной от постоянного чувства, что я могу навредить ребенку неосторожностью, неправильным выбором ужина, неправильной позой для сна.
Папа… Мой папа — отдельный разговор.
Он делал все, чтобы я его простила за измену матери. Скажу честно, сделать это было не так просто — из-за Дамира. Я жалела свою маму, потому что, увы, досконально знала, что она чувствовала. Можно было сказать, что нас ударили одинаковым кинжалом, бьющим прицельно в сердце и один раз — от этого не легче.
Но папа не сдавался, звонил мне сам впервые за долгие годы. Рассказывал забавные истории из детства, подбадривал, предлагал приехать в любой момент, если что-нибудь понадобится. Именно ему я впервые призналась, что ужасно боюсь стать плохой мамой. «Что, если я уже ошиблась, возможно, лишив мою малышку отца?» — спрашивала я. Он был тем, кто напоминал мне о наших с Дамиром ролях. Разрушила не я, он разрушил.
И теперь, поджав под себя ноги, я набираю номер мамы, чтобы рассказать ей про Дамира. Про наше… Воссоединение? Сдавшись, я называю это так, и последние часы пребываю в тихой эйфории, чувствуя, что постепенно обретаю именно то, что ценила в своей жизни больше всего.
— Мам? Мам, привет, — говорю я громче, услышав на фоне звук проносящегося грузовика. — Тебе говорить удобно там?
— Привет, дочка, в магазин иду. Горошек закончился… Ты же знаешь папину привычку добавлять его куда надо, и не надо тоже…
— Мам, ко мне вчера Дамир приезжал.
— Правда? — старается скрыть свое изумление мама. — Ты не говорила, что…
— Получилось спонтанно.
— И как у него дела?
Снова нейтральный вопрос.
Моя мама, можно сказать, проходит тест, ведь за прошедшие месяцы я тоже стала с ней откровеннее, начала говорить о своих желаниях и претензиях прямо. Я призналась ей в том, что обожание Дамира как бы ставило меня и мои интересы на второе место. А я ведь ее дочь, не Дамир ее сын, а я! Мама обещала постараться не наседать на меня так, стать понятливее.
— Он останется со мной, мам.
— Погоди, останется? Хочешь сказать, что вы помирились? Ничего не пойму, — возмущается она. — Вы развелись! Ты сорвалась с места, уехала не пойми куда, а теперь вы снова вместе? Уже?
— Словно ты не рада, — трогаю губу пальцем.
— И что он сделал, что ты его простила? — вопросом на вопрос отвечает мама.
Конечно, она удивляется! Она же не знает, что измена была всего лишь способом «заставить меня его бросить», не знает, что с отцом Дамира теперь связывает только родовая фамилия, и все.
— Я тебе все расскажу, постепенно.
— Дочка, это уже окончательно?
Пялясь в ковер, я едва не плачу. Плаксивость. Эмоции. Любовь. Вот это все обо мне. Вздыхая, я сначала киваю себе, потом уверенным голосом заявляю ей тоже:
— Надеюсь, что окончательно.
— Вам надо снова заключить брак и до рождения малышки…
— Знаю.
— И пусть Дамир, наконец, начнет выполнять свои функции мужа!
— То есть? — повышаю голос я.
— Заботиться о беременной жене, Вита. Пока ты там была одна, у меня сердце от тревоги сжималось каждый день! Женщина должна быть рядом с любимым мужчиной!
Вот и понеслось… Но сегодня меня мама ни капли не раздражает.
Веселит, наверное, немного.
— Я ему передам, — усмехаюсь я.
— Дочка…
— Да?
— Давай я приду домой и мы с тобой еще поболтаем… А то стою тут перед витриной с шампанским, не знаю, что выбрать, сосредоточиться не могу, — говорит она.
— Мам! — фыркаю прямо в трубку. — Что праздновать собираетесь?
— А то ты не знаешь! Ну все, до связи, — и отключается.
Я, уже откровенно смеясь, тоже сбрасываю звонок.
Беру диванную подушку и прижимаю к себе, обхватывая двумя руками. Счастье пульсирует у меня в теле, и я представляю, как большой яркий шар любви расходится по всему организму маленькими импульсами. Так я себя чувствую.
* * *
Я была готова, что Дамир вернется не с пустыми руками…
Он с самого первого дня знакомства со мной показал, как любит баловать близких. Я хорошо помню первый день вместе, который незаметно превратился в первое свидание. Сначала я показала Дамиру офис, сдерживаясь, чтобы не начать беспардонно флиртовать,
