Приказ Наставника – закон, да и лишать себя подобного зрелища было бы глупо. Слабоосвещенные аллеи, уходящие в щекочущую нервы непроглядную темноту. Высокие, усыпанные множеством нежных ароматных цветов кусты шиповника таили в своей тени, без сомнения, множество укромных мест. В более теплое время года они были бы оккупированы влюбленными парочками, секретничающими подружками и, возможно, даже коварными заговорщиками. Неподалеку хрустнула веточка или это разыгралось больное воображение? Я обернулась, но никого не увидела. По спине пробежал предательский холодок. Наставник решил напугать меня? Хорошо, если так. Снова треск. Тихий, едва слышный. Снова оборачиваюсь. Опять никого. Я почувствовала себя мышкой в мышеловке, с которой играют перед тем, как съесть. Сердце учащенно билось. Разыгравшееся воображение уже нарисовало образ коварного убийцы, который обманом выманил меня и мечтает убить, отомстить родителям или Кириллу. Судорожно я вспоминала, что может сделать Мыслитель, чтобы защитить себя? Ничего. Пока не видишь опасность, ты ничего не можешь предпринять. Нет универсального защитного поля, нет сверхреакции или что там еще бывает у супергероев? В любом случае, я не супергерой, и сердце мое уже отстукивало тарантеллу в районе левой пятки. Такая вот истеричная анатомия.
Снова хруст. Совсем рядом. Справа. Оборачиваюсь, упираюсь носом в куст и едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться и не напугать еще одного незатейливого посетителя ночного сада. Кто-то просто шел по соседней аллее. Только и всего. Куст мешал мне разглядеть любителя ночных прогулок, но любопытство уже проснулось. Интересно, кому еще приспичило поморозить сопли в парке? Как говорят, от любопытства кошка сдохла и у Варвары с носом были какие-то проблемы, вот только из моей головы все эти полезные мысли своевременно как ветром выдуло. Страх тоже, за компанию. Осторожно, стараясь не шуметь, я раздвинула ветви близлежащих кустов. Несколько острых шипов больно царапнули мне щеку, но я не почувствовала боли. Слишком впечатлила меня открывшаяся взгляду картина.
Мама, в длинном темном пальто, высокая и напряженная, словно струна, стояла напротив Главы Ассоциации. Ярослав выглядел потерянным, немного суетливым. Казалось, что она здесь всесильный Глава, а он всего лишь курсант, не сделавший домашнюю работу.
- Зачем ты снова зовешь меня? – голос матери был наполнен холодом. Как обычно, сказали бы многие, но нет. Сейчас это не был преподавательский ледяной тон, сейчас это был голос обиженной, глубоко оскорбленной, но, что самое ужасное, любящей женщины. Я изо всех сил старалась расслышать продолжение разговора.
- Ты знаешь зачем, - он смотрел только на неё и, кажется, не замечал ничего вокруг.
- Как прошли обсуждения с нашим «золотым запасом»? – мама сменила тему. Воздух вокруг них странно пульсировал. По моей коже вновь пробежали мурашки. Что меня так взволновало? Было такое чувство, будто я подслушивала что-то сокровенное, а не простой разговор о работе. Даже за дежурной фразой здесь стояло что-то еще. Что-то мне глубоко непонятное, неизвестное, что-то, что связывало мою мать и Ярослава. Возможно, это их общее прошлое вплотную приблизилось к поляне. Оно готово вот-вот переступить черту из яростно цветущего шиповника, с легкостью миновав шипы.
- Мы продали Теней на несколько миллиардов. Валюты самые разные. Эти надутые идиоты трясутся за свою жизнь, как перепуганное стадо свиней, - в голосе Главы звучало искреннее отвращение.
- Которое в любом случае попадет на бойню, - в унисон ему отозвалась Кира. Я легко представила ее холодный взгляд и легкую ухмылку той же температуры.
- Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы поговорить о работе? Я хочу поговорить о нас, - он сделал несколько сокращая расстояние между ними. – Кира, мы должны определиться.
- С чем? Прощу ли я человека, сломавшего мою жизнь? – Кира смотрела на него сверху вниз, если бы я могла сейчас рассмотреть её глаза, то скорее всего увидела бы боль. Боль, текущую по венам. Боль, рождаемую столкновением обиды и желания простить. Её темнота будто заполняла всё пространство вокруг них. Она злилась. Вспоминала что-то и злилась.
- Это было давно. Тогда я не мог тебе ничего дать. Мы стали бы Тенями, в лучшем случае. А в худшем, закончили бы жизнь в тюрьме разума. Пойми, я сделал это не ради себя, - он безуспешно оправдывался. Кажется, не в первый раз.
- И я была бы счастлива. Тогда, много лет назад, я была бы счастлива погибнуть вместе с тобой. Сойти с ума в тюрьме разума или стать Тенью. Я ждала тебя, до последней минуты. До того момента, пока ты не сказал «Да» перед лицом Оракула и твой брак с ней не был закреплен. Умирала и воскресала вновь, сони тысяч раз. Одна, в полуразрушенном доме среди ледяных камней, - голос Киры становился все более звонким и замер на тонкой грани между рыданиями и гневом, - После всего ты предлагаешь мне признать наши отношения? Все, что произошло этим летом лишь порыв, который я не смогла сдержать и теперь сожалею об этом.
Разговор перешел на повышенные тона. Мне стало слышно еще отчетливее. В висках пульсировало, мир перед глазами то расплывался, то снова сходился в четкую картинку. Неужели все, все эти намеки на мою мать и Главу были правдой? Она предала отца. Или даже так…она никогда не любила отца. Восемнадцать лет просто безукоризненно играла свою роль, лгала ему и лгала мне. Я подавила в себе желание выйти из укрытия и высказать все, что думаю по этому поводу.
- Не говори так. Я был вынужден оставить тебя. Но сейчас мы снова вместе на самой вершине Ассоциации. Давай жить сегодняшним днем. Сейчас. Сейчас я могу всё. Бросить Ассоциацию вместе с её законами к твоим ногам. Уничтожить, если прикажешь. Я сделаю всё, исполню любое твое желание, - он замер в нескольких сантиметрах от нее, - твоя дочь. Я сделал её Мыслителем, вопреки правилам. А сегодня вечером передал сыну то поддельное послание Оракула. Он станет её защитником. Так, как ты и хотела. Теперь она в безопасности.
Что? Я теперь Объект? Гений, которого будет защищать Кирилл? Стоп. Ярослав подделал послание Оракула. Я должна рассказать об этом Наставнику. Он должен знать. Наверное, из-за этого Кирилл вызвал меня сюда так поздно ночью. Из-за этого рисковал сейчас, стремясь ко мне на встречу.
- Спасибо, - я услышала облегчение в голосе матери. Она словно спустилась на несколько ступеней вниз со своего постамента, ближе к нему. Неужели, ей не все равно? Зачем она просит защищать меня? Я же здесь, в безопасности. – Это ничего не изменит. Я благодарна тебе, а теперь мне пора.
- Прошу тебя, Кира! – Ярослав почти кричал, не своим низким мелодичным голосом, а каким-то чужим, звонким, немного мальчишеским. – Я ни на минуту, ни на секунду не забывал о тебе все эти годы. Сколько мне еще вымаливать прощение? Этот сад. Я снова оживил его для тебя. Ты помнишь? Вспомни, пожалуйста.
Секунду спустя она, отчаянно сопротивляясь, оказалась в его объятия. Даже в блеклом свете я могла разглядеть, как напрягся каждый мускул на его теле. Это не продлилось долго. Одним движением она вырвалась из его сковывающей хватки и отошла на несколько шагов.
- А ты вспомни. Вспомни все ночи, проведенные с ней, прежде чем ваш долг был исполнен. Вспомнил? Понравилось? Теперь представь, каково мне было ощущать прикосновения, не идущие ни в какое сравнение с твоими. Жить с мужчиной, который был для меня совершенно чужим человеком. Я тоже выполнила свой долг и выжгла до тла все воспоминания о нас, чтобы не сойти с ума. Ты говоришь, что нам грозила тюрьма разума? Я прожила все эти годы в такой тюрьме. В личном аду, пока ты блистал, пожиная плоды своего мнимого жертвоприношения. Я была твоей жертвой. Тем, от чего ты сознательно отказался в погоне за властью. И теперь у тебя хватает наглости просить меня вспомнить? Снова вспомнить? У тебя вообще есть сердце?
- Да. Есть. И оно принадлежит тебе.
Она развернулась, чтобы уйти. Но он оказался проворнее и проницательнее. Мне оставалось только удивляться, как хорошо Ярослав знал мою мать. Он без труда заметил, что неприступная стена дала трещину, и воспользовался этим. Вновь оказавшись в его объятиях, Кира обмякла. Словно кукла подвластная воле кукловода.