ни света…»
Все тайное становится явным
Позвонил Борис Яковлевич и попросил разрешения приехать сегодня на чашку чая. Дарья ни с кем не общалась эти две неделе после ухода Германа. У нее в квартире так и осталась его одежда, его бритвенные принадлежности в ванной. Рука не поднималась все это убрать. И все это висело, стояло, лежало, напоминая ей о нем. Больно… Нестерпимо больно…
Одна отрада — ее Глебушка. Он ей во всем помогал. Если бы не сынишка, было бы еще хуже. Но так приходилось готовить, делать уроки и учить себя улыбаться окружающему миру в отсутствии Германа.
Из-за сильного стресса начался столь же сильный токсикоз. Питаться она уже прекратила. Не ела уже два дня. Стало проблематично готовить. Рвоту вызывал даже вид продуктов, не говоря о запахе. Было немного не до уборки, хотелось только погрузиться в сон и не просыпаться…
Вечером Борис Яковлевич приехал не один. С ним вместе были Лия Марковна и Леонид.
Лия Марковна с порога спросила:
— Ну, как ты, дочка? Хотела приехать раньше, но Борис не разрешил…
— Все у нас хорошо, бабушка (Глебушка называл их бабушка и дедушка, они были только рады этому). Мама сначала поплакала, теперь уже не плачет.
Дарья горько улыбнулась, лишь краешком губ, потрепав сынишку по голове.
— Все хорошо, Лия Марковна, все хорошо, — грустно, но пытаясь скрыть эту грусть, сказала Дарья.
Она накрывала стол к чаю, когда раздался звонок в дверь. Глеб побежал открывать.
— Привет, Глеб. В гости пустишь?
Пришли Генри и Марк. Дарья за это время успела полюбить старшего сына Германа, да и с Генрихом, как ей казалось, их связывала дружба. Их приход был неожиданным не только для Дарьяны, но и для Бориса Яковлевича.
— Генрих, я же просил…
— А я так решил, — односложно ответил Генри.
Чайник засвистел на плите, Дарья пригласила всех к столу. Пили чай, беседовали, Лия Марковна ворковала с Глебушкой. Все было хорошо, пока Лия Марковна не заметила, что Дарья не притронулась ни к чашке чая, ни к тортику. Лия Марковна специально заказала этот торт, зная, что Дарья очень его любит, хотелось хоть немного побаловать девчонку.
— Дарьюшка, ну-ка, быстренько кушай тортик. И так уже похудела. Ты же у нас умница. Нельзя так переживать, — пыталась успокоить ее Лия Марковна. — Мужчины этого не стоят… даже любимые и даже такие…
Ни один из них не знал, как ее успокоить и в разговоре пытались обойти тему отъезда Германа, даже не произносили его имя.
Дарья послушно отломила ложечкой кусочек тортика, отправила его в рот, сделала глоток чая и… пулей вылетела из-за стола в туалет. Опять все на выход… Токсикоз уже начинал выматывать.
В дверь тихонечко постучали. Дашка умыла лицо и открыла дверь. Генрих смотрел на нее вопросительно:
— Я правильно понял? токсикоз?
Дашка старалась не смотреть ему в глаза.
— Да, — тихо ответила она.
— Он знал?
— Нет, — она покачала головой. — Я не успела сказать…
И Дашка вернулась на кухню. Она решила озвучить то, что с ней творилось. Долго скрывать не получится, а поддержка друзей и людей, ставших ей близкими, будет нужна.
— Извините, издержки положения… Я жду ребенка… Это ребенок Германа. Но пообещайте мне, что никто из Вас, — она обвела всех присутствующих пристальным и твердым взглядом, — никто из Вас и ни при каких обстоятельствах не скажет о моей беременности Герману, как и о рождении ребенка. Он свой выбор сделал две недели назад. Если ему не нужна я, не нужен и мой ребенок. Это мой ребенок!.. я сама его воспитаю…
Дарья сказала это спокойно, подчеркивая каждое слово. В комнате повисло гробовое молчание. Ни капли слезинки не выкатилось из ее печальных глаз. Да их, наверное, она все выплакала за эти две недели.
— Даша, но мне то можно будет общаться с малышкой?
Дашка не ожидала такого вопроса от Марка. Она посмотрела на молодого человека, улыбнулась в ответ и ответила:
— Конечное, приходить к нам в гости, помогать и общаться никому не запрещается. Только Герману ничего не говорите. Я не хочу, чтобы он разрывался между двумя детьми, которые родятся почти одновременно… Я очень хочу, чтобы он был счастлив.
И все-таки голос ее дрогнул, и слезинка сбежала из уголка глаз.
Даша знала, что из-за токсикоза ей нужно лечь в больницу, сама она справиться не могла, организм бунтовал. Она попросила Лию Марковну приютить у себя Глеба на время ее госпитализации, точно зная, что ей не откажут. И ей, конечное, не отказали. Договорились, что Лёня в понедельник заберет Глеба после школы.
— Дарья, можно тебя на пару слов? — попросил Генрих.
Он внимательно смотрел на Дашку, глаза светились нежностью и заботой. Он взглядом пытался приласкать и отогреть ее застывшую душу.
— Да, конечное, — Даша встала из-за стола и направилась в комнату.
Генрих вошел в комнату следом за ней и плотно закрыл дверь.
— Дарья, извини. За Германа извини. Знаю, что со мной тебе сложнее всего общаться в силу нашей с ним внешней схожести. Буду вечным напоминанием. Но, общаться нам придется часто. Я не оставлю тебя. Я должен быть уверен, что с тобой и малышом все хорошо. Теперь это моя забота. Ты, Даша, когда идешь к врачу?
Дашка смотрела на Генри внимательным, изучающим взглядом. Она пыталась понять, чем руководствуется Генри. Это забота о ней, как о матери его будущего племянника, или о ней, как о женщине, которая теперь свободна, одинока, беззащитна? Немного подумав о чем-то своем, Даша отрешенно ответила на вопрос Генри.
— В понедельник к девяти мне нужно подойти в приемный покой. Глеба в школу отвезу и туда. А что?
— Я пойду с тобой. Утром я за вами заеду. Отвезем Глеба в школу и поедем в больницу, — видя, что Даша что-то хочет возразить, быстро добавил. — Это не обсуждается, Даша. А сейчас мы с Марком заберем вещи Германа, чтобы они тебе ничего не напоминали… И это тоже не обсуждается…
Дашка горько ухмыльнулась. Рядом нарисовался еще один мужчина, который не терпит возражения и все решает сам. «Хочет так решать, пусть решает. Мне будет немного легче. Хотя бы не буду чувствовать себя такой одинокой», — подумала Даша, но ничего не сказала Генри.
— Делайте, что считаете нужным. Мне все равно, — лишь ответила Даша и сделала шаг в сторону двери.
Генрих остановил ее, взяв за плечи.
— Даша, нельзя так. Я знаю, что тебе больно, но… так… нельзя… Найди силы успокоиться. Ради ребенка, которого ты решила оставить, найди силы…
