На Роджере были шорты и открытая майка, Линда была одета так же. После жаркого дня ночной воздух быстро начинал остывать. Но Линде не было холодно. Близость Роджера согревала ее.
Она смотрела на его длинные загорелые ноги, потом на атлетический торс, позолоченный загаром долгих летних дней. Его бедро было всего в дюйме от нее. Если она придвинется чуть ближе, то почувствует тепло его кожи. Но Линда знала, что не решится зайти так далеко.
— Такого ночного неба в Сиднее не увидишь, — задумчиво произнес он, вздохнув и чуть откинувшись назад. Их бедра соприкоснулись.
Линда судорожно подтянула ноги на верхнюю ступеньку и обхватила колени руками, пытаясь унять дрожь. Это было слишком!
— Я… Я даже не знаю, — пробормотала она дрожа.
— Твоя мама говорила, что после школы ты собираешься в Сидней, в университет, — оказал Роджер.
— Я мечтаю об этом. Если отец сможет оплатить учебу. Остается надеяться, что следующие три года не случится засухи или наводнения.
Роджер нахмурился, словно ему никогда не приходило в голову, что чья-то судьба может зависеть от погоды.
— Если это произойдет, можешь рассчитывать на меня.
— О, это невозможно! — воскликнула она, несмотря на волнение, которое вызвало столь щедрое предложение. — Уилсоны всегда платят за себя сами.
Роджер вздохнул.
— То же самое я слышал от Дэна. Черт побери, Линда, ты непременно должна пригнать в Сидней!
— Я должна? — удивилась она. Их взгляды встретились, и сердце девушки переполнила радость. Он чувствует то же, что и я, подумала она изумленно. Просто он думает, что я еще слишком юная, поэтому недоговаривает. Это, наверное, намек на то, что он будет ждать меня.
— Я неточно выразился… Но хорошо, если бы ты приехала в Сидней, — пробормотал он, но Линда уже его не слышала. Она словно утонула в его синих глазах, мечтая лишь о том, чтобы Роджер поцеловал ее. Она просто умрет от огорчения, если он уедет, так и не поцеловав ее.
— А чем ты хочешь заниматься? — спросил он.
— Что?.. А… Чем-нибудь гуманитарным… Психологией, например, если получу достаточно высокий балл. А может быть, займусь социологией. Знаешь, я хочу работать с людьми. Хочу помочь решать некоторые социальные проблемы в мире.
— Это высокая цель, Линда, — решать мировые социальные проблемы. Но я считаю, здорово, что ты хочешь попытаться. Скажи, а какую социальную проблему ты считаешь главной?
— Трудно назвать одну. Их так много. Знаешь, возможно, это упрощенный подход, но я думаю, если бы люди жили проще, естественнее, то были бы счастливее. В последнее время резко снизилась роль семьи. Я бы убеждала людей серьезнее относиться к браку и воспитанию детей…
— А ты сама хотела бы иметь мужа и детей? Или собираешься сосредоточиться исключительно на работе?
— Не вижу причин, чтобы не справиться с тем и другим. Конечно, работа всегда будет играть вторую скрипку по отношению к моей семье. Муж и дети всегда будут для меня на первом месте.
— Ммм… Вижу, мне придется приглядывать за тобой, когда ты приедешь в Сидней, а то какой-нибудь смазливый идиот потащит тебя к алтарю, прежде чем ты словечко успеешь вымолвить.
— Ты… Ты не должен волноваться на сей счет, Роджер. Для меня всегда будет существовать только один мужчина…
Тут она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
Эти глаза расширились от удивления, потом сузились с выражением, каким он никогда не удостаивал ее прежде. Его потемневший взгляд медленно скользнул по лицу девушки, остановившись на нежных полураскрытых губах, затем опустился ниже, туда, где под тонкой материей четко вырисовывались ее груди. Внезапно она ощутила, каково это — быть объектом желания мужчины. Именно мужчины, а не мальчика. Она почувствована, как ее тело отозвалось, став вдруг горячим, тугим и трепещущим. Лицо ее тоже пылало.
— Тебе всего пятнадцать, — проговорил Роджер отрывисто, словно напоминал себе об этом.
— Мне не всегда будет пятнадцать, — затаив дыхание, отозвалась она.
— Верно… Но когда ты вырастешь, ты можешь изменить мнение о том, кого и чего хочешь.
— Нет, не изменю, — сказала она твердым голосом. — Мама говорит, что я упряма, как бульдог старого Берила Флита. Даже в три года я испытывала бы к тебе те же чувства, что и теперь. — Она кивнула головой, всё еще взволнованная. — Подожди здесь, — прошептала девушка и, вскочив, умчалась в свою спальню, тут же вернувшись. — Я написала это в первую неделю твоего приезда, — сказала она и вложила ему в руки листок бумаги.
Он прочитал стихи в мертвой тишине, потом сложил листок и положил его на ступеньку, покачав головой. В течение долгой минуты Линда думала, что выставила себя круглой дурой. Но потом он взглянул на нее, и она поняла… Поняла, что была права. Он чувствовал то же самое.
— О, Линда, — произнес он нежно. — Милая, милая Линда… — И протянул руку, нежно коснувшись ее лица.
Кончики его пальцев были словно языки пламени на ее горящей щеке, зажегшие пожар во всем ее теле. С ее губ срывались слова — безрассудные, восторженные…
— Поцелуй меня, Роджер. Поцелуй меня…
Линда внезапно смолкла. К этому времени подруги уже доехали до многоквартирного дома в Северном Сиднее, где они жили, припарковались в подземном гараже и поднимались теперь по внутренней лестнице в свою маленькую аккуратную квартирку на третьем этаже.
— Что же случилось дальше? — упорствовала Маделейн.
Уже обретя хладнокровие, Линда удивленно вскинула брови, заметив, наконец, реакцию подруги, вызванную ее историей. За броской внешностью и самоуверенностью Маделейн скрывалась романтичность, свойственная большинству женщин.
— Больше ничего. Он поцеловал меня, всего один раз. И поцелуй был таким мимолетным…
— Наверное, не настолько мимолетным, раз ты до сих пор об этом помнишь. И если это совершенно отвратило тебя от всех других мужчин.
— Я не сказала, что меня совершенно отвратило от других мужчин, — оправдывалась Линда. — Просто глупо ожидать от их поцелуев того, что дал мне поцелуй Роджера. Думаю, все дело в том, что подобное волшебство не может повториться.
— Что же такого особенного было в этом поцелуе?
— Вряд ли в его технике было нечто особенное. Скорее, суть в том, что этот поцелуй дал мне почувствовать.
— И что же он дал тебе почувствовать?
Линда остановилась у их двери, и сердце вновь сжалось от воспоминаний. Она вставила ключ в замок, но не повернула его, рука ее застыла, а слова рвались из самой глубины души.
— Словно мир обрушился, — выдохнула она. — Словно я умерла и попала на небо…
