— Сейчас никто не рассчитывает на бескорыстие. Рассказывайте, в чем ваша корысть.
— Может быть, сначала хотите узнать, в чем ваша выгода? — спросил он.
— Я сама догадаюсь, — ответила Варя.
— Извольте. — Употребил он старинное слово, а она улыбнулась. Снова игра под старину. Но его можно понять — Варя давно заметила, что одежда диктует человеку манеру держаться. Ястребов одет гусаром, поэтому форма из синего сукна, отделанная золотым сутажом, его кивер с высоким плюмажем заставляют вынимать из глубин памяти не сегодняшние слова. — Вы нам пригласительные билеты, а мы вам — безупречные танцы.
— Вы умеете танцевать котильон? — быстро спросила она.
— Конечно. Очень известный, популярный бальный танец. Танцующие повторяют фигуры, которые изобретает первая пара. Невероятно модный в середине девятнадцатого века, — добавил Ястребов.
— Надо же, — вырвалось у нее. — А мазурку?
— Нет ничего проще. Особенно для обитателей Суходольска. — Заметив, как Варины светлые брови поползли вверх, он добавил: — Я думаю, она сохранилась в самой крови его обитателей.
— Вы имеете в виду то, что сюда ссылали поляков? — уточнила Варя.
— Да. Мазурка — несложный польский танец с четким ритмом. Его можно танцевать по-разному — стремительно и достаточно умеренно. В общем-то он народный, но примерно со второй четверти девятнадцатого века мазурку танцевали на балах, причем не только в Польше, но и у нас в городе, — закончил он. — Но кому я это объясняю, — одернул себя Ястребов. — Вы музейный работник, вы все это знаете лучше меня, Варвара Николаевна.
— Я думала, — сказала Варя, теперь уже откровенно, не таясь разглядывая его форму, — вам ближе марши.
— Марши? — переспросил он. — Да, конечно.
— Парадный, походный… — перечисляла Варя.
— Строевой тоже, — добавил он. — Его исполняет духовой оркестр при переходах воинских частей.
Они засмеялись с каким-то странным облегчением. Как будто наконец сказали друг другу нечто… Чего не было в самих словах. Но в чем было? В интонации, во взгляде, в повороте головы и в самой позе? Вероятно. Они сидели друг напротив друга, смотрели друг другу в глаза без всякого напряжения.
Варя расцепила руки, как будто больше нечего было опасаться, откинулась на спинку стула. Полы черного пиджака в тонкую полоску раздвинулись, открылся топик с низким вырезом. Варя поймала взгляд Ястребова на своей груди, обтянутой белой тканью, и, слегка смутившись, выпрямила спину.
— Все прекрасно, — сказала она, соединяя полы пиджака. — Но вас так мало…
— Стало быть, ваши потери на бесплатных билетах, которые мы рассчитываем получить от вас, будут меньше. — Он улыбнулся.
— Я понимаю, что вы хотите, Александр Алексеевич. Но я о другом. — Она вздохнула и снова выдернула карандаш из сапожка-карандашницы. — Пар, танцующих по-настоящему, будет слишком мало.
— У нас есть время. Наши люди готовы обучить всех ваших гостей. Причем бесплатно.
— Хорошая мысль, — похвалила Варя. — Может быть, заняться студентами училища искусств? Например, группой, которая учится у Родиона Степановича, моего деда…
— Они музыканты? На каком инструменте учатся играть? — с любопытством спросил Ястребов, снимая кивер. — У вас тепло, — заметил.
Без кивера он стал другим. Дистанция между ними, показалось Варе, сократилась, она стала невероятно малой. Между ними больше нет двух веков. Она почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло, а кровь угрожала залить щеки красной краской.
— На каком инструменте? — переспросила она. — На птичьих голосах, — засмеялась Варя. Заметив недоумение на лице Ястребова, добавила: — Мой дед читает факультатив в училище искусств — голоса певчих птиц в природе.
— Как необычно, — удивился он. — Эти ребята, должно быть, очень музыкальны, значит, мы их быстро выучим. — Он посмотрел на часы над дверью и сказал: — Поеду и соберу всех. Прямо сегодня. — Он встал, звякнули шпоры. Он быстро поклонился, подал ей визитную карточку.
— Я вам позвоню, — сказала Варя, читая написанное на кусочке картона.
— Кстати, — сказал Ястребов, указывая на визитную карточку, — можно устроить бальную лотерею с помощью таких карточек.
— Да? А как? — спросила Варя.
— Просто и весело. Так бывало на балу в Булони. Это Франция, — поспешил он уточнить. — Каждый гость кидает свою карточку в большую емкость…
— Например, в сосуд для аквариума, да? — перебила его Варя.
— Можно, — согласился он. — А потом гусару завязывают глаза, он вынимает карточку, счастливчик получает приз…
— Коробку пива от Скурихина, — засмеялась Варя. — Это наш основной бальный спонсор.
— Хотя бы и так, — согласился Ястребов.
Варя заметила, как напряглась его челюсть. Она ждала, что он скажет еще что-то… Но он молча надевал кивер. В нем Ястребов снова отдалился от сегодня на два века.
— Хорошо, — проговорила Варя. — Так в чем же ваша корысть? Вы до сих пор не признались.
— Нашему клубу нужно то же, что и вам, — спонсоры, — сказал Ястребов.
— Ага. — Она усмехнулась. — Вы хотите взять их тепленькими, разогретыми.
— Если вы покажете мне, кого следует взять, познакомите с самыми податливыми, — он растопырил пальцы, потом свел их вместе, как будто что-то сжимал между ними, — я буду вам очень признателен.
Варя засмеялась:
— Мне за них страшно. У вас сильные руки. — Она кивнула на полусогнутые пальцы.
Ястребов тоже посмотрел на них, разжал, опустил руки.
— Простите, — бросил он. Потом шагнул к ней, пристально посмотрел в глаза и добавил: — Я вам буду очень признателен.
Варя молча смотрела на него, конечно, он хочет услышать от нее: «Я сделаю все, что смогу». Но она давно не говорила мужчинам то, что они хотели от нее услышать.
— Посмотрим. — Вот и все, что сказала Варвара Николаевна Беломытцева. Она подняла голову и посмотрела на Ястребова. Он оказался намного выше ее, хотя не производил впечатления слишком высокого мужчины.
— Хотите, я вас подвезу? — предложил он.
— Нет, — быстро ответила Варя. — Спасибо. Мне пока рано. — Если бы она согласилась, то ей пришлось бы переобуваться при нем, подумала она и покраснела. Она стояла под самой лампой, поэтому Ястребов наверняка заметил пылающие щеки.
— Как угодно, — сказал он. — Я жду вашего звонка. — Он кивнул на стол, на краю которого белела картонка с красным кругом. Военно-исторический клуб назывался «Гусары и гусарочки». Буквы выгибали дугу перед жерлом пушки, а ствол целился в середину изгиба.
Ястребов вышел. Варя почувствовала, как дрожь пробежала по спине. Беспощадная память выложила перед ней то, о чем она старалась забыть. Она думала, что это лежит уже так глубоко, что никогда больше не вынырнет… Но композиция логотипа напомнила ей предмет, который снился ночами и заставлял просыпаться в горячем поту… арбалет.
