но Оле захотелось сфотографироваться в зеркале во весь рост, стоящем в комнате моей мамы. Особого желания у меня не было, поэтому на фотографии я выгляжу как унылый кусок дерьма: стою в черной футболке и, приобнимая ее за талию, недовольно смотрю куда-то; она в моей белой футболке, которую так любила носить, держит телефон на уровне носа, закрывая им лицо. Вот такой получилась наша последняя совместная фотография.
В комнате мы собрали рюкзаки и спустились обуваться. Выйдя на улицу, я ощутил, как по моему лицу прокатилась волна тепла приближающегося лета. Но, посмотрев на небо, я увидел подходящие из-за горизонта тучи. Я всем сердцем люблю мрачную погоду, и был рад тому, что именно такая сегодня будет.
«Неужели и правда сегодня?» – подумал я.
Я понимал, что обязан порвать нить, связывающую нас воедино. Но боязнь неизвестности, которая окутает мою жизнь, не давала мне покоя. Мне было страшно выходить из зоны комфорта. Я боялся прыгнуть во мрак, но также я мечтал о свободе
Нас на машине довезли до моего папы. Его дома не оказалось. Я быстро разделся и побежал в душ. Я вышел минут через десять. Оля поцеловала меня в губы и ушла мыться.
Оставшись наедине, я прошел на кухню и налил себе чай. Я знал, что ей потребуется больше времени, чем мне, поэтому я сидел и бездумно пил чай. Чтобы хоть чем-то себя занять, я, взяв руки телефон, открыл фотопоток и начал листать фотографии, переносящие меня в разные моменты жизни. Всегда так делаю, когда мне скучно – да и уверен, так делает большинство людей, для которых прошлое играет огромную роль.
Я долистал до фотографии с Олей из деревни. Это было, наверное, лучшее время, проведенное с ней. Хотя точнее будет так: это лучшее время, проведенное с Олей после того, как я перестал к ней что-либо чувствовать. Не знаю, как так вышло, но то время заставило полюбить ее снова. Она мне открылась с непривычной, ранее неизведанной стороны. Всегда смотрел на нее влюбленными глазами и видел лишь девушку, но именно в деревне я увидел друга. И это подлило розжига в тот слабый огонек, оставшийся от моих чувств. Причем те моменты не пестрят яркими красками, в них нет ничего примечательного: мы – я, Оля, моя сестра и брат – ходили каждый день за водой, по вечерам играли в настольные игры, бегали по всей деревне, чтобы найти моего дедушку, который как обычно ушел к кому-то в гости. И вроде бы каждый следующий день был точным повторением предыдущего, но все же каждый помню отчетливо, будто в моей голове прокручивается видеосъемка. Да, это было удивительное время, наполненное искренностью и радостью. А что сейчас? Сейчас мой костер чувств, возникший в деревне, полностью потух, оставив после себя пепелище. Для последнего шага мне не хватало только решимости.
Увлекшись размышлениями, я не заметил, как Оля вышла из душа.
– Ты идешь или так и будешь здесь сидеть? – донесся ее голос из коридора.
– А, да, иду. Извини, задумался что-то, – меланхолично, с привкусом безразличия и раздражения ответил я.
– Что-то не так? – уловив мою интонацию, спросила Ольга.
Я, будто не замечая ее, прошел в комнату, склонив голову и ничего не ответив. Улегшись на диван, я отрешенным взглядом наблюдал за ее действиями: вот она одевается, вот собирает рюкзак, складывая туда все подряд.
– Собирайся пока, я уже почти все, – сказала она и вышла.
За минут десять я только перевернулся с правого бока на спину и сложил руки на животе. Она зашла в комнату и, удивленная моей позой «Спящей красавицы», спросила:
– Тебя, что ли, нужно поцеловать, чтобы ты наконец очнулся? Ты почему все еще не готов? – спросила она серьезным тоном.
Интонация ее голоса отправила меня в детство, в момент, когда я, отвлекшись на что-то, забывал одеться. Мама, когда видела, что я не готов, точно таким же тоном говорила мне.
– Да нет, – встал, напялил быстро черные брюки, футболку, толстовку. – Я тоже готов.
Мы минут за сорок доехали до места проведения мероприятия, быстро сдали верхнюю одежду в гардероб, прошли в зал и сели на свои места.
– Через четыре минуты начало, – сказала она, взяв мою руку. Я невольно подчинился, чтобы не расстроить ее.
Я снова ничего не ответил, хоть и понимал, что она ждет ответ. Оля печально и сочувственно, делая вид, что прекрасно меня понимает, посмотрела на меня и спросила:
– Что будем делать после концерта?
– Я думал, ты захочешь провести время с Сашей.
Я не думал, я надеялся на это.
– Она, наверное, с ребятами останется. Все-таки прощальный концерт. Возможно, в последний раз так собираются.
Я расстроенно что-то промычал в ответ.
– Можем поехать к тебе и посмотреть что-нибудь. Если ты хочешь, конечно.
Обязательно нужно было добавить это злосчастное «если ты хочешь», ведь на подобное нельзя ответить правду.
– Не знаю. Наверное, – кратко, надеясь, что она отстанет со своими ненужными вопросами, сказал я.
Я всем своим существом почувствовал, что она хотела что-то добавить, но, к счастью, начался концерт. Глянув на нее, обратившую все внимание на сцену, я погрузился в себя. Зловещие мысли начали свое наступление и после непродолжительной защиты одержали надо мной верх.
3.
«О-ох… Где это я?» – с тяжестью в голове подумал я.
Я ничего не видел, словно на глазах у меня была непроницаемая повязка, но казалось, будто передо мной простирается коридор немыслимой длины. Каким-то внутренним чувством я ощущал, что за темнотой таится что-то неведомое, что-то такое, с чем я совсем не готов встретиться. Мое и так не очень выгодное положение ухудшал зловонный и тошнотворный запах, которым было пропитано это место.
Вдруг я вздрогнул в испуге от упавшей капли. Посмотрел в сторону, откуда донесся звук, но ничего не увидел. Складывалось впечатления, что вокруг меня давно не чищенная канализация. Но как я здесь оказался? Может, будто в комиксах меня перенес сюда один из моих врагов? Да, чушь полная, но в подобные моменты и не такое в голову взбредет.
От пугающей неизвестности меня одолел невероятный страх, разрывающий изнутри. Я пытался сдержать его на коротком поводке, чтобы он не вырвался. Я старался, правда старался сохранить спокойствие, но я слабак. Разве раньше я не говорил этого?
Все мое самообладание испарилось, как влажное пятно под испепеляющим солнцем. Я начал трястись, как застенчивый мальчишка перед выходом на сцену. Нижняя и верхняя челюсти бились друг с другом, как бойцы UFC. Руки дрожали, будто я не просыхал несколько недель.
Попробовав сделать шаг, я понял, что конечности отказались подчиняться мне. Не имея ни малейшего понятия, что мне делать, я остался в той же позе, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Но мне не
