Должно быть, она перегрелась на солнце и у нее начались галлюцинации… Бет показалось, что Марк едва заметно улыбнулся. Она и представить себе не могла, что увидит его сегодня улыбающимся.
— Ага, верно, устройства для спасения китов. — Марк посерьезнел. — Примерно в пятидесяти милях к западу отсюда большая группа добровольцев спасает целую стаю выбросившихся китов. Как только у них ситуация стабилизируется, они приедут, чтобы нам помочь.
— Целая стая?! — закричала Бет. — Что же происходит с этими животными?
Марк видел, что Бет ужасно устала и эмоционально, и физически. Но ей придется с этим смириться, ибо спасательная операция только началась.
— Так часто бывает, — сказал он, сжалившись над ее замешательством. — Стаю китов спасают примерно сорок человек.
Бет уставилась на Марка:
— Сорок! У них не найдется парочки свободных спасателей?
— Все, кто свободен, уже на пути к удаленным мелям, на которых летчики обнаружили выбросившихся китов. Они знают, что один из них в наших руках.
Бет рассмеялась немного громче положенного и взмахнула мокрой футболкой, с которой текла вода.
— Вряд ли нам удастся взять ее в руки.
Марк наклонился вперед и закрыл дыхало косатки от каскада воды. Косатка слабо выдохнула. По меньшей мере, она еще способна на это.
Внезапно он решил проявить небольшую снисходительность:
— Эй, если ты хочешь уйти, сматывайся. В любом случае без твоего негативного настроя мне будет легче.
Бет подняла голову и свирепо на него уставилась, в ее глазах сверкнуло пламя.
— Нет у меня негативного настроя. Я испугана. Я понятия не имею, что делаю.
Ее честность всколыхнула воспоминания десятилетней давности и пробудила в Марке неприятное желание защищать Бет.
Он вздохнул:
— Ты отлично справляешься. Просто увлажняй ее тело и следи за тем, чтобы вода не попадала ей в дыхало. Это все, что мы можем сделать.
Они принялись за монотонную работу, ритмично поливая косатку. Марк очень старался не обращать внимания на Бет, но продолжал время от времени на нее посматривать.
— Тебе нужно позвонить Демьену? Сказать о том, где ты?
Она одарила его ледяным взглядом:
— Я не обязана отчитываться.
— Я об этом не сказал. Но он может о тебе беспокоиться…
Бет выглядела так, словно он сказал нечто из ряда вон выходящее.
«Я беспокоился бы о тебе, будь ты моей».
Бет опустила голову, и капюшон закрыл ее лицо.
— Он не будет.
В ее словах слышалась какая-то холодность и завершенность. Марк не мог не спросить, хотя в действительности не желал интересоваться ее жизнью:
— Почему?
В ответ молчание и плеск воды.
— Бет?
Казалось, даже косатка вздрогнула, когда худые руки Бет резко опустили тряпку на ее бок.
— Мы расстались, понятно? Я больше ни перед кем не отчитываюсь.
Они развелись? Король и королева средней школы в Пирмонте больше не вместе?
Злобный бесенок, поселившийся в душе Марка, подначивал его улыбнуться. Но страдальческое выражение лица Бет не вызывало в нем никакого удовлетворения.
— Мне жаль, Бет.
— Не жалей, — пробормотала она, стоя у хвоста косатки. — Я не жалею.
Бет двигалась словно кошка, омывая огромное тело кита. Животное расслабилось и перестало взволнованно ерзать. Время от времени Бет касалась ладонью мраморной кожи косатки, и та вздрагивала, как будто от щекотки. Марк отлично понимал состояние животного. Когда-то и он вздрагивал, если к нему прикасалась Бет…
Он похоронил эти воспоминания.
Бет вышла замуж за Маккинли. Но теперь она с ним в разводе. И примчалась к своему старому приятелю Марку.
Внезапно его осенило.
— Я надеюсь, мы не начнем с того, на чем остановились, Бет?
Она замерла и подняла на него глаза:
— Что?
Ого! Он не забыл ледяного взгляда этой Снежной королевы. Возможно, Марк мазохист, но он получает удовольствие, видя ее надменный взор.
— Потому что, по моему мнению, мы все выяснили в тот день, за библиотекой.
Даже из-под капюшона огромного свитера Марк заметил, как Бет раздула ноздри.
— Ты думаешь, я приехала сюда для того, чтобы воссоединиться с тобой?
— Я до сих пор хочу выяснить, зачем ты приехала. Для чего-то же ты проделала такой большой путь. Рассказывай о том, о чем хотела.
Его позволение ее словно парализовало. Бет несколько раз беззвучно открывала и закрывала рот. Что бы она ни хотела сказать, это явно было нелегко.
Ее руки замерли на теле косатки.
— Я обидела тебя, пока мы учились в школе, и я хочу, чтобы ты знал, как сильно я сожалею, — тихо произнесла она.
Нервы Марка напряглись. Он бросил на нее косой взгляд:
— Ты меня не обидела.
Она сморщила красивое лицо:
— Ты лжешь. Я была там, я помню…
— Что ты помнишь?
Она выдохнула:
— Как ты выглядел. Как мы расстались.
Он пожал плечами:
— Я уже сказал, что дружба может закончиться.
— Обычно она заканчивается иначе. Ты меня поцеловал, Марк.
В самую точку!
— Я не целовал тебя, Бет, я пытался подчеркнуть важность.
На ее бледном лице появилось смущение.
— Важность чего?
— Ничего. В тот момент ты поцеловала бы любого парня, который бы тебе на это намекнул.
Бет скрыла резкий вздох за хлюпаньем воды. Какое-то время она молчала, приходя в себя.
На секунду Марк проклял себя за то, что ее обидел, но затем приказал себе побороть это ощущение.
Двадцать минут они работали в молчании, потом Марк не выдержал:
— Если хочешь взять внедорожник, чтобы добраться до моего дома, бери его. Меня довезет кто-нибудь из спасателей.
Она подняла на него уставшие глаза:
— Нет, спасибо.
— Почему ты все еще здесь? Ты сказала, зачем приехала. Ты сожалеешь об обиде, которую вообразила… — Он повел плечами немного небрежнее, чем хотел. — Разве мы не все друг другу сказали?
— Ты еще не принял моего извинения.
Его руки замерли, и он медленно наклонился для того, чтобы намочить полотенце.
— Это требование?
Она выдержала его взгляд:
— Это мое желание.
Значит, его мнение важно для Бет.
«Почему тебя это удивляет? Прими извинения этой женщины и гони ее к чертям собачьим с пляжа!» И все же что-то удерживало Марка.
— Я не виделся с тобой десять лет, и вдруг ты объявляешься и требуешь отпущения грехов. — Он увидел ее неуверенный взгляд. — С какой стати ты его ждешь?
— Потому что… — Она смутилась, словно только сейчас об этом задумалась. — Потому что ты — это ты, Марк.
После ее слов он на два шага отошел от косатки. Он не хотел прикасаться к животному, которое могло почувствовать его злость.
