почему-то не могла.
Рэд рывком обернулся, брови его снова сердито сошлись к переносице.
— Какого хрена ты ко мне пристала?
— Я не могу сейчас идти домой… — вспыхнув, еле слышно пробормотала Джесси. — Можно, я с тобой немножко пройду?
— Да ты хоть знаешь, куда?
*
Было тут одно такое местечко неподалёку от этой дерьмовой школы — роща. Сосняк, бересклет… Птицы пересвистываются, и ветер… Если лечь и долго лежать, глядя в небо между ветками, кажется, будто бы это Холмы. Ничего не было — ни решёток, ни лязга замков, ни лекарств, которыми тебя пичкают. И никто никогда не распорядится тобой, как щенком, отобранным у суки, — то ли утопить, то ли на цепь посадить, то ли бантик нацепить. А, чёрт! Пора послать эту пигалицу подальше — на кой она, спрашивается, сдалась? Смотреть — и то не на что — щепка, глазищи вот только эти… А вообще прикольно будет, когда директор Маршалл узнает, что его паинька-дочурка удрала с уроков, и с кем — с Рэдом Хайлендом! Вот умора!
*
Солнце припекало совсем ещё по-летнему. Распахивая куртку, Рэд вытащил пачку сигарет, небрежно пнул в кусты сумку. Джесси, совсем смешавшись, остановилась поодаль. Он искоса глянул на неё, открыто забавляясь её смущением.
— Чего топчешься? Садись уж, раз пришла.
Она беспомощно огляделась, вспомнив вдруг, что её-то сумка осталась в классе.
— А куда?
Рэд, стянув куртку, швырнул её на траву у корней старой разлапистой сосны.
— Сюда! Принцесса…
Она неловко присела на самый край, не зная, куда девать руки и ноги под его пытливым насмешливым взглядом.
Устроившись на поваленном стволе, Рэд глубоко затянулся сигаретой.
— Ты часто тут бываешь? — выпалила вдруг Джесси, не выдержав тягостного молчания.
— Тебе-то что? Ну, часто… Здесь тихо. Никого нет. Покурю — и обратно к своему преподобному надзирателю…
— Дядя Фил очень добрый, — прошептала Джесси, не в силах смолчать.
— А мне его доброта вот где! — Рэд снова весь подобрался, сверкнув глазами. — Надо же, какой благородный у нас пастор, истинный христианин, приютил краснокожего воришку! Прям-таки святой, правда? А я не просил его!
— Я знаю…
— Знаешь ты… чего ты можешь знать!
— Они, когда разговаривали у нас, дядя Фил и Па, — Джесси запнулась, — ну, о тебе… я была наверху и всё слышала… нечаянно!
Рывком поднявшись, Рэд засунул руки в карманы, аккуратно притоптал брошенную сигарету. Глаза его снова сузились.
— И чего?
Джесси тоже поспешно поднялась, не в силах больше выговорить ни слова.
— Чего ж ты молчишь? Верно, добренький он, твой пастор, жалостливый… и ты тоже жалостливая, да, детка? — его пальцы больно сдавили ей плечо. — А если я тебя, жалостливую такую, паиньку-лапоньку, прямо тут, под кустиками… — он запнулся, мотнул головой.
Она посмотрела прямо в его исказившееся гневом лицо, губы с трудом слушались.
— Ты совсем не понял… вовсе я не жалею тебя, просто… просто это всё несправедливо, нечестно… подло всё это! — срывающимся голосом выкрикнула она, чувствуя, как защипало в глазах.
Оттолкнув её, Рэд отвернулся, сел прямо в траву.
— Много ты понимаешь! Подло… Слушай, вали отсюда, а? Топай, пока не поздно… Слышала? Чего стоишь? Вали!
— Сейчас, вот только… Я уйду, вот только хочу сказать… ты не сиди на земле, а то простудишься… она же сырая…
Рэд медленно встал, изумлённо глядя на неё, и вдруг расхохотался так, что она вздрогнула.
— Ну ты и пиявка же! Ладно, чёрт с тобой, я ухожу.
— Рэд! — едва догнав его, Джесси попыталась приноровиться к его шагам. — Можно, я спрошу? Неужели ты никогда не встречал по-настоящему добрых людей?
Покосившись на неё, Рэд дёрнул плечом.
— А они бывают вообще, добрые-то?
— А Христос?
Рэд остановился.
— Так ведь его и распяли люди, разве нет?
— Да, но…
— Ты уберёшься наконец когда-нибудь? Давай-давай, топай домой, к папочке, к мамочке…
— У меня нет мамы. Она умерла, — просто сказала Джесси, — от лейкемии. Мне тогда пять лет было, и я её почти не помню.
— А я вот помню кое-что… — дыхание Рэда стало тяжёлым и неровным, он с трудом выталкивал слова. — Мою мать не взяли в бесплатную больницу, потому что мест не было… да и чего там, подумаешь, беременная скво, она и дома разродится. Эти скво, они ж своих щенят каждый год катают, чего им сделается. Она умерла, и мой брат родился мёртвым, а отец… — осекшись, он яростно блеснул глазами. — Да что тебе-то до этого! Эй, погоди… ты чего, ревёшь, что ли?
Джесси мотнула головой. Слёзы обжигали ей глаза. Что-то невнятно пробормотав, она развернулась и опрометью бросилась прочь.
*
— О чёрт, да где же она может быть до сих пор! Занятия давно кончились. Фил, я этого твоего Хайленда…
