она хочет меня. И мы одни. И больше такого, возможно, никогда не случится...
Я пометался ещё немного, но в конце концов вылетел из комнаты и отправился на кухню. Попросил кухарку приготовить капучино и понёс его Марьям.
Стучу. Рукой в дверь. Но сердце колотится в грудь намного громче и быстрее. Слышу безразличное:
- Войдите, - моим любимым голосом.
Вхожу. Марьям сидит на кровати и смотрит в книгу, но взгляд её неподвижен. Она поднимает его на меня. Полный... да ничего не полный. Опустошённый и усталый.
- Вот, - говорю, почему-то сбиваясь на ты, - я принёс тебе кофе.
- Кофе? - фыркает она. - На ночь?
- Да. Как ты любишь, с молоком и сахаром.
Пару секунд Марьям смотрит на меня молча, а потом вздыхает и протягивает руку. Осторожно передаю ей чашку и, как верный пёс, сажусь прямо на пол к её ногам. Спрашиваю спокойно:
- Где твои родители? И вообще все...
- Уехали.
- Куда?
- Какая тебе разница?
- Когда вернутся?
Пожимает плечами:
- Вечером в воскресенье.
У меня внутри всё сжимается. Их не будет ещё два дня!
- А ты... почему не поехала?
- Я наказана. И у меня Лайла. И я никуда не хочу.
- За что наказана?
- За сопротивление помолвке.
- Это нужно прекратить.
- Я уже поняла. Буду изображать пай-девочку, которая одумалась за двое суток домашнего ареста.
- А как отец объясняет тебе этот брак?
- А он не обязан ничего мне объяснять. Но, вообще-то, он дал себе труд сказать, что я сама не понимаю своего счастья. Что я буду жить в полной роскоши, и от меня не требуется ничего, кроме как хорошо выглядеть и родить пару детей.
Я мгновенно вспыхиваю:
- От кого?
- От мужа. Только зачинать мы их будем не в постели, а на операционном столе. Это уже слова жениха. Он слишком брезгует моим телом, чтобы пытаться сделать это естественным способом.
У меня сжимаются кулаки.
- Марьям... ты прекрасна! И твоё тело... Я никогда не видел ничего красивее.
- Но всё же не настолько, чтобы тебе захотелось овладеть им, - отвечает ленивым тоном, но я понимаю, как глубоко она обижена.
- Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется им овладеть! Я просто забочусь о тебе...
- Замолчи! - вскрикивает она, наконец проявляя свои истинные чувства. - Не хочу ни слова слышать о твоей заботе и моём будущем сожалении. Уходи!
Отзываюсь глухо:
- Я не могу...
Чуть приподнимаю подол её платья и целую гладкую обнажённую ножку в мягкой домашней туфельке.
- Ты всё-таки любишь унижаться, да? - спрашивает она с укором.
Я рычу резко задираю подол до середины бедра, провожу ладонью по нему по направлению к промежности, но тут моя госпожа отталкивает мою руку и грозно заявляет:
- Нет! Я не хочу! Я передумала. Ты недостоин меня, трус!
Я опешил на секунду, а потом меня вдруг прорвало:
- Ах ты, маленькая самовлюблённая дрянь! - дёргаю Марьям на себя и оказываюсь между её ног, стоя на коленях. - Сколько ты ещё будешь меня мучить? Думаешь, раз ты богата, можешь топтать чувства других людей?
- Какие ещё чувства! - фыркает она. - Какие мучения?
- А что, ты думаешь, у меня нет чувств?
- Сильно в этом сомневаюсь! Даже твоя похоть не в состоянии победить этот вездесущий, опостылевший мне своими доводами и логическими рассуждениями ум! - она тыкает тонким пальчиком мне в лоб, а я перехватываю её ручки и заваливаю её на кровать, накрывая сверху собой и удерживая руки над головой. И целую. Бешено, безудержно, жестоко. И трусь членом о низ её живота, отчаянно желая прорвать им все тканевые преграды и сделать эту грубиянку уже наконец своей.
Она стонет мне в губы и подаётся тазом навстречу. И я чувствую, как у неё ТАМ горячо. Одной рукой продолжая удерживать кисти госпожи, другой задираю платье и просовываю пальцы в трусики. Там восхитительно влажно, даже мокро - там всё готово и ждёт моего вторжения. Не удерживаюсь и погружаю средний палец чуть вглубь. Преграда на месте. И всё горит и истекает соком. Одну минуту, малыш, я уже иду...
Облизываю палец и отпускаю руки девушки, чтобы расстегнуть ширинку. У меня буквально темнеет в глазах от осознания, что это сейчас произойдёт. Я сейчас лишу девственности и оттрахаю свою госпожу, а она будет стонать и извиваться подо мной от боли и наслаждения. Моя сладкая девочка...
- Дикарь! - снова фыркает Марьям, когда я рву её маленькие белые трусики. - Ну что ты делаешь? Раздень меня по-человечески. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня голую и чтобы наша кожа соприкасалась. Везде, не только там.
Подчиняюсь, начинаю искать застежку на платье, но не нахожу. В сердцах дёргаю его, и оно рвётся с тихим треском, а моя госпожа тихо стонет, словно этот звук заводит её не хуже поцелуев.
И тут раздаётся стук в дверь. Я замираю, холодея от ужаса, и понимаю, что мне конец. Что я поддался низменным желаниям - и вот она, расплата. Я умру, так и не вкусив тела своей возлюбленной.
- Марьям, ты тут? - раздаётся из-за двери обеспокоенный голосок Лайлы Насгулл, подруги моей госпожи.
- Да! - откликается она. - Я неважно себя чувствую и уже легла, извини!
- Хорошо, не буду тебя беспокоить. Пока!
- Пока, - отвечает Марьям так тихо и нежно, что могу услышать только я, и у меня мурашки бегут по коже от этого звука.
Я облегчённо выдыхаю и поднимаюсь, принимая сидячее положение.
- Испугался? - с улыбкой спрашивает Марьям, тоже садясь.
Я киваю, не считая нужным обманывать её. Да, мне страшно. За себя и за неё. За нас. То, что мы делаем - чистой воды безумие.
- У нас не будет всё просто, - говорит моя маленькая госпожа, освобождаясь от остатков платья и трусиков.
Другого белья на ней нет, и я заворожённо смотрю на острые ключицы, обнажённую округлую грудь с розовыми сосками, плоский животик, треугольник темных, коротко подстриженных волос под ним. Длинные бёдра, узкие коленки, тонкие икры... И всё это покрыто молочно-белой нежной бархатистой кожей. Мягкой и благоухающей. И всё это моё...
- Всегда всё будет сложно, опасно и страшно. Если ты не готов к этому, уходи сейчас. Это твой последний шанс.
- Я не
