— Гм… — Эдвин приподнял мою руку, снова посмотрел на шрам — так, будто это волшебная картинка-предсказание из рассказа Брэдбери, наклонил голову и поцеловал белую черточку. — Не то чтобы рассеять сомнения… — пробормотал он. — Понимаешь, если то, что я чувствую, подтвердится, тогда… Тогда… — И, то ли не найдя подходящих слов, то ли смутившись, то ли просто не желая облекать почти сказочную мысль в слова, он улыбнулся.
Я с готовностью кивнула.
— Отличная идея! Но… как же мы поступим?
Во взгляде Эдвина отразился восторг. Я поняла его, приняла игру, которую другая назвала бы ребячеством и глупостью. Он какое-то время помолчал и с таинственным видом поднял указательный палец.
— Придумал! Сейчас мы посадим тебя на такси, и ты поедешь в отель, но в какой — не скажешь. Я угадаю, где ты поселилась, оставлю для тебя сообщение, и, когда мы снова встретимся… — Он опять не договорил, но огоньки в его глазах разгорелись пуще прежнего, превратившись в крошечные серебряные звездочки.
Сама не своя от небывалых чувств, бьющих внутри фонтаном, я поежилась в предвкушении новой, еще более необыкновенной встречи и кивнула.
— Отличная идея.
Мы тотчас пошли прочь из бара. На стоянке такси я в порыве неизвестно откуда взявшейся нежности обняла Эдвина и быстро, по-детски поцеловала его в щеку. Он стоял на тротуаре, растерянно-счастливый, выражая взглядом, улыбкой, даже тем, как держал голову, уверенность в нашей встрече, и махал мне рукой, пока не исчез из виду.
Первые минуты, даже, наверное, час, я ничуть не сомневалась, что Эдвин не ошибется и оставит для меня сообщение именно в той гостинице, в которую я вселилась. Но, приняв душ и заказав перекусить в номер, я вдруг задумалась: как он это сделает, если не знает моей фамилии?
Забыв про тосты с ветчиной, я тотчас позвонила портье, спросила, не оставляли ли сообщения для Кэтлин Мэрфи из восемьсот шестьдесят третьего, и услышала отрицательный ответ.
Мне сделалось страшно, горло, будто руки невидимого убийцы, сдавило отчаяние. Зачем я пошла у Эдвина на поводу? Почему не рассмеялась, не отклонила его бредовую затею, не сказала себе и ему: давай взглянем на вещи трезво! Отелей в Нью-Йорке не счесть, ты в жизни не угадаешь, какой именно выберу я. Вот мой телефонный номер. Хочешь — позвони. А нет… Значит, и правда не судьба.
В дверь постучали, и я негромко вскрикнула от испуга — настолько глубоко была погружена в мысли и до того остро переживала, что в самую важную минуту в жизни так сглупила. На смену испугу пришла пьянящая надежда. Я вскочила со стула, на котором сидела, и подлетела к двери.
В коридоре стоял человек из обслуживания номеров.
— Тосты заказывали?
— Что? — переспросила я, не желая верить, что мне принесли не весть от Эдвина, а хлеб с мясом.
— Тосты. — Коренастый отнюдь не молодой мальчик на побегушках кивнул на поднос в руке.
Не помню, ответила ли я, дала ли ему чаевые и что сталось с заказом. Скорее всего, он простоял нетронутым до той минуты, пока я не освободила номер и не явилась горничная в костюме для уборки. Но отчетливо помню, что, закрыв дверь, я стрелой подлетела к телефону и снова позвонила в приемную. Мною никто и не думал интересоваться. Голос портье прозвучал учтиво, но, как мне показалось, с легкой усмешкой. Скорее всего, мне это в самом деле лишь показалось. Портье ни до меня, ни до Эдвина, ни тем более до нашей идиотской орлянки с судьбой не было ни малейшего дела.
Любая другая, более здравомыслящая девица на моем месте посмеялась бы над собой, наплевала бы на потерявшегося в бурном водовороте нью-йоркской жизни парня и принялась бы строить планы на ожидавшие впереди каникулы. Я же, как одержимая, поклялась себе, что буду ждать и надеяться до последнего, тогда непременно случится чудо.
Невероятно, но так и вышло. Когда я позвонила вниз раз в пятнадцатый, портье с легким недоумением сообщил, что некое сообщение оставили, только он не уверен, что адресат именно я.
— Кому его просили передать? — с замиранием сердца спросила я.
— Молодой даме по имени Кэтлин с кофейно-темными волосами, синими глазами и детской улыбкой. — Он кашлянул. — Я все записал. Если эта дама вы, тогда, пожалуйста…
— Что?! — выкрикнула я, задыхаясь от волнения. Как я могла усомниться?! Почему не почувствовала, что иначе и не может быть?!
— Простите, мисс? — опасливо, будто он имеет дело с пациенткой психбольницы, спросил портье.
— Что конкретно передали? — суетливо, боясь упустить свой счастливый шанс, спросила я.
— Вы уверены, что речь идет о вас? — вежливо, но с нотками строгости в голосе, дабы не допустить ошибки и не поплатиться за это рабочим местом, поинтересовался портье.
— Да, да, да! — выпалила я. — Я названиваю вам каждые пять минут! Говорите же, говорите, что он сказал!
— Никто ничего не сказал, — быстро, но четко произнес служащий, явно молясь про себя, как бы не вляпаться в историю. — Принесли конверт. Он запечатан…
Я пулей вылетела из номера, бросив трубку на кровать. Если бы лифт не стоял на моем этаже и не раскрылся бы тут же, я бы в своем счастливом сумасшествии помчалась бы вниз по лестнице, не задумываясь о том, что на лифте в любом случае доехала бы быстрее.
Как мне не пришло в голову, что Эдвин и здесь соригинальничает — передаст сообщение не на словах, а пришлет старомодное и куда более романтичное бумажное письмо. Конечно! В нашу сказочную историю ничто другое не вписывалось.
— Давайте! — выскочив из лифта и несясь к стойке, прокричала я.
Портье взглянул на мои волосы, на глаза и с сомнением немного склонил голову набок.
Улыбка! — пронеслась у меня в голове мысль. Эдвин что-то сказал про улыбку. Надо улыбнуться, чтобы этот чурбан отбросил дурацкую неуверенность.
Я растянула губы в подобии улыбки, портье окинул мое лицо последним оценивающим взглядом, кивнул и протянул нежно-желтый, как мякоть дыни, конверт. Я взяла его дрожащими руками и прижала к сердцу. Оно билось так встревоженно, будто не в силах перенести подобное потрясение.
Надо успокоиться, подумала я, чувствуя, что едва держусь на ослабевших ногах. Посреди вестибюля вокруг высокой кадки с декоративной пальмой стояли обтянутые кожей кушетки. Насилу добравшись до них, я села спиной к приемной и на минуту закрыла глаза.
Судьба… Получается, Эдвин прав. Теперь можно не сомневаться, что мы друг другу нужны и что обязаны беречь, лелеять и всячески укреплять эти невообразимые, еще слишком хрупкие, только-только родившиеся отношения.
От конверта исходило тепло. И тонкий, волнующий кровь аромат с легким оттенком восточных пряностей. Я на миг затаила дыхание и перенеслась мыслями в те минуты, когда мы с Эдвином сидели бок о бок в самолете. Да-да, от него пахло точно так же.
