Хэдли подошла к двери между вагонами, но вспомнила, что случилось на платформе поезда, и поспешно надела пальто.
– Поздно, я уже все видел. – Лоу боком проскользнул мимо нее. – Вы стали ярким событием моей поездки домой.
Нежеланное возбуждение лишило ее последних остатков стыда. Ради бога. Что такое, она ведь обычно не ведется на пустую лесть? И почему тут так тепло? Хэдли украдкой обмахнула лицо, пока Лоу смотрел, что там дальше.
– Кухонный вагон, кажется, пустой. – Он, не глядя, поманил Хэдли за собой. – Если нас поймают, говорю я.
Они поспешили дальше. От запаха свежесваренного кофе и поджаренного хлеба желудок Хэдли заурчал. Следующей была смотровая площадка, полная сигаретного дыма. Тут расположился только один пассажир, который был настолько увлечен газетой, что даже не обратил на них внимания. Наконец они попали в спальный вагон, где по левую сторону узкого коридора находились частные купе. Дальше было открытое общественное помещение.
– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.
– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.
– Простите, сэр, – сказал он, опуская глаза и отступая в купе, чтобы не столкнуться.
– А это купе не занято? – спросил мистер Магнуссон.
– Сейчас нет, сэр.
Мистер Магнуссон показал проводнику билет на поезд.
– Мы ехали на 127-м. – Он махнув рукой в сторону Хэдли. – Но нас пересадили на этот поезд в Солт-Лейк-Сити. Муж моей сестры… ладно, скажу прямо. Этот пьяница угрожает ей. А она ждет ребенка. Жуткое положение.
Хэдли открыла рот.
Проводник удивился не меньше.
– Да, сэр.
– Поэтому нас любезно пересадили на другой поезд, – продолжал хитрец. – Сказали, что кассир выдаст нам новые билеты, а в это время вызовут полицию для задержания ее мужа. Ради безопасности моей сестры.
– О боже! – воскликнул проводник, пытаясь получше рассмотреть жертву.
– Вот только поезд тронулся до того, как вернулся кассир. Теперь наш багаж остался на 127-м, а мы здесь. Нам так и не сообщили номера купе.
– Меня не предупредили, – признался проводник.
– Все произошло так быстро, – ответил Магнуссон, качая головой. – У ее подлого муженька оказался револьвер. Вы представляете? Наставить пушку на женщину, которая носит твоего ребенка!
– Мэм, как ужасно, – посочувствовал парень.
Хэдли в ответ только хмыкнула.
– Ну, ну, соберись, милая. Ты утверждаешь, что он пьет только, когда переработает, но так продолжаться не может. Папа наймет адвоката. Тебе грозит опасность, нужно подумать и о ребенке.
– Вопиющее безобразие, – пробурчал проводник.
– Аминь, – согласился Магнуссон. – Думаете, нас собирались поместить в это купе?
– В это купе? Его забронировали для пассажиров, что сядут в Неваде.
– О, – Магнуссон помрачнел и грустно посмотрел на Хэдли. – Я знаю, что ты расстроена, устала и испугана. Мне так жаль.
– Я уже столько пережила с тобой… дорогой братец, – сухо ответила она.
Проводник кашлянул.
– Думаю, парочка, что заказала это купе, не пережила таких сложностей, как вы. Я могу поселить их в общем вагоне, если вы не против устроиться вдвоем в этом купе.
Хэдли совсем это не понравилось, но ее возражения потонули в слишком пылких благодарностях мистера Магнуссона:
– О, это чудесно, просто чудесно. – Он мило улыбался проводнику, восторженно пожимая ему руку. – Мы оба так вам признательны. – Лоу вытащил из бумажника пять долларов и протянул служащему. – Не могли бы вы в последний раз помочь нам и принести кофейник и бутерброды?
– Да, сэр.
– А мне, пожалуйста, горячего чая, – добавила Хэдли. Если уж на то пошло, можно попросить то, что хочется.
– Да, мэм. Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас вернусь, – сказал проводник, пропуская их в купе, щелчком ставя табличку «ЗАНЯТО».
Хэдли прикусила язык и вошла в тесное купе. Справа небольшая дверь вела в отдельный туалет и душ, слева – гостиная, где перед большим глухим окном стояли два мягких кресла, а наверху две откидывающиеся койки.
Мистер Магнуссон снял сумку и пальто, повесил их на крюк, затем пригнулся и рухнул на сиденье. Он занял бóльшую часть помещения, задевая ногами край кресла напротив.
– Первый класс. В общих вагонах 127-го было сено.
«С чего это брат бутлегера ехал в общем вагоне?» – задумалась Хэдли, а потом решила, что это неважно. Она сняла сумочку, цепь которой обвивала ее запястье, и заговорила о проблемах посерьезнее:
– Сначала вы выдаете себя за представителя комитета по здоровью Лиги Наций, а теперь изображаете героического брата беременной потаскушки.
– Ничего подобного, я же сказал, что вы замужем.
– Вы всегда так делаете? Враньем улаживаете свои проблемы?
– Я предпочитаю называть это вхождением в роль. Актерством.
– Актерством, – повторила она, вешая сумочку рядом с его вещами. Она собралась снять пальто, но потом вспомнила про прореху на платье. И, если судить по улыбке Магнуссона, не только она. Хэдли запахнула пальто и села в кресло. – Почему же не сказать правду?
– То есть я должен был признаться, что я – археолог, нашедший мифический артефакт, который вроде открывает дверь в мир мертвых, и что в нас стреляли двое наемников, намеренных его отобрать, так что мы вскочили на этот поезд «зайцами»?
Хэдли положила ногу на ногу.
– Вы, сэр, не археолог, а прохвост.
– У меня есть ученая степень.
– А у меня их две.
Лоу небрежно закинул ноги на сиденье рядом с Хэдли и скрестил лодыжки.
– Без полевой практики.
– Дело не в нежелании, но спасибо, что пристыдили.
Лоу поморщился, будто от пощечины, но через мгновение по его лицу уже ничего нельзя было понять. Он вытянул шею и расслабился.
– Вы же сами хотели честности. Если желаете, чтобы я пощадил ваши нежные чувства, с удовольствием так и сделаю.
Откинув голову на спинку, он сложил руки на груди и закрыл глаза.
– Я хочу, чтобы вы обращались со мной как с мужчиной.
Он посмотрел на нее прищуренными глазами и вскинул бровь.
– То есть, хочу той же прямоты, которую вы бы выказали доверенному коллеге. Я вам ровня. Говорите со мной без обиняков или молчите.
