близки, я была у тебя первая?
Женя вспыхнул. Так-так!
— Нет.
— Так я и знала! Я чувствовала!
— Ну и что?! Это было до тебя, это не считается!
— Ты сам-то в это веришь? Я была не первая, потом предложили — ты женился. Скажи, Женя, откуда тогда этот нимб?! — Альбина указала глазами на его голову.
Он так опешил от её напора, что непроизвольно коснулся рукой головы, засмеялся.
— Нет никакого нимба, Алька! — Женя перестал смеяться. — Я не осуждаю никого. Никого не сужу. Но я не могу простить некоторые вещи, понимаешь? Просто пережить это не могу.
Он прямо смотрел в её глаза. В его взгляде была настоящая му́ка, а ведь он недавно смеялся!
— Я сам не рад этому, Алька! Хочу простить, но не могу. И поверить никогда не смогу, довериться до конца. Я такой человек. Не могу простить того, что я буквально выл, прочитав твоё письмо. С тех пор никогда не плакал, даже на похоронах близких друзей. Не могу простить того, что больше всего я мечтал уснуть и не проснуться. Что я не хотел жить, мне было неинтересно жить! Я заставлял себя вставать, идти, есть, пить. Хорошо, что я был в армии, иначе точно бы рехнулся. Я мечтал хоть секунду не думать о том, что ты принадлежишь другому, ты, моя единственная! Я мечтал хоть секунду не представлять того, что он делает с тобой. Вот этого всего не могу простить. Того, как я был деморализован и убит. Остальное мелочи!
Он говорил всё громче. Альбина плакала, не пытаясь скрывать слёзы. Женя вдруг замолчал, подозвал официанта, расплатился за всё, поднялся и быстро ушёл.
Продолжая плакать, Альбина думала о том, что ей повезло. Она не заслужила такого счастья: Женя высказал ей всё. Это очень хорошо, очень! Он исчезнет из её жизни не молча, как было раньше. Он всё ей высказал.
Она покинула кафе. На улице её окружила кромешная тьма. Придётся так идти до «Колхиды». Альбина никогда не ходила одна настолько поздно.
Однако за углом кафе стоял Женя. Альбина заметила его краем глаза. Он не подошёл к ней, не окликнул. Просто шёл следом. Охранял её. Так они и добрались до отеля в полном молчании, на расстоянии друг от друга.
Утром Альбина шла делать уборку в номер Жени с тяжёлым сердцем и мечтала о том, чтобы гостя на месте не оказалось. Она не знала, как смотреть ему в глаза после ночного разговора. Думала, что он теперь всегда будет на неё сердиться.
Женя оказался в номере. Более того, он абсолютно ни капли не был похож на того измученного, почти больного человека, который говорил с ней накануне в кафе.
— Привет! Ухожу, не буду мешать, — улыбаясь, встретил он Альбину. — Только хотел сразу твой вечер «застолбить». Погуляем?
— Женя, — удивлённая Альбина откашлялась, у неё даже голос пропал. — Ты когда заселялся, подписывал правила внутреннего распорядка отеля?
— Чёртову уйму бумажек подписывал, а что?
— И часто ты подписываешь документы, не читая? Не ожидала от тебя!
— Никогда не подписываю, не читая. Всё прочитал.
— Тогда ты знаешь о том, что я не имею права ходить с тобой на прогулку. Я тоже подписала уйму бумаг. И я очень дорожу этим местом работы. Ты уедешь, а я останусь, и мне хочется по-прежнему быть у начальства на хорошем счету.
Женя как-то странно и задумчиво смотрел на неё.
— Точно, — наконец заговорил он. — Прости, я это упустил из виду. Это решаемо.
Он кивнул и скрылся в коридоре. Альбина вздохнула и покачала головой. До чего загадочный этот гость! И весь в броне. Непонятно только, зачем на прогулку приглашает? Если он действительно настолько от неё не в восторге?
Рабочий день Альбины подходил к концу, когда её пригласила к себе Галина Алексеевна, старший администратор.
Теряясь в догадках, Альбина зашла в кабинет начальницы.
— Вот, — та протянула Альбине лист с печатным текстом. — Ознакомься и подпиши.
Альбина не обижалась на лаконичный и чуть резковатый тон беседы; за пять лет она успела привыкнуть к манере общения начальства. Галина Алексеевна говорила так всегда и со всеми, даже с вышестоящими, это был её фирменный стиль.
Альбина начала читать и даже села от удивления. В документе говорилось о том, что она обязана оказывать содействие Кольцову Евгению Анатольевичу в его работе и по первому требованию вышеупомянутого господина являться для беседы в назначенное им место.
Нормально! Рабовладельческий строй? И в какой работе ему помочь? В пчеловодстве?!
— Я боюсь пчёл, — пробормотала Альбина.
— Что? — Галина Алексеевна подняла и без того красиво изогнутые брови.
Альбина размашисто подписала оба экземпляра, забрала свой и, свернув, сложила в карман униформы. Покидая кабинет начальницы, она вежливо попрощалась, однако тяжело дышала от возмущения и гнева. Что он себе позволяет?! И вообще, кто он такой?
Перед ужином Альбина решила сходить на рынок за фруктами. Она уже была почти у выхода из отеля, когда услышала, как её окликнули. Голос принадлежал тому самому господину, которому она теперь обязана оказывать содействие, почтение и… что ему ещё оказать? Эх, не прихватила с собой документ! Потому можно сделать вид, что не услышала, как её позвали.
Альбина бойко выскочила из отеля и, миновав прилегающую территорию, оказалась на дорожке из плавящегося под горячим солнцем асфальта. Она успела увидеть, как Женя быстро вышел из отеля. Ничего-ничего, ему придётся сначала всё объяснить ей! Она не собирается никакого «содействия» оказывать вслепую! Так что может бежать и жаловаться Галине Алексеевне, с которой он, похоже, на дружеской ноге, поскольку они совместно состряпали кое-какой сомнительный документик!
Занятая своими мыслями, Альбина быстро шла по дорожке и не сразу заметила, как с ней поравнялась серая пыльная «Лада» с наглухо затонированными стёклами. А когда заметила, забеспокоилась. Она вдруг вспомнила, что видит этот автомобиль не первый раз прямо около территории отеля.
Автомобиль медленно двигался, когда вдруг открылась одна из задних дверей, и через минуту истошно вопящая Альбина оказалась в душном салоне «Лады».
— Сама виновата, очень уж громкая ты! — сидящий рядом парень, который держал бьющуюся и продолжающую орать Альбину, быстро защёлкнул наручники, больно вывернув назад руки Альбины. Один из парней, тот, что сидел рядом с водителем, заклеил ей рот куском липкой ленты. Стало душно, противно во рту, к горлу подступила тошнота, а руки невыносимо болели.
И самое главное — страх. Липкий, пронизывающий всё её существо страх. Ситуация такая, что даже в страшном сне не могла присниться. Что
