Ознакомительная версия.
— Глядите, что у нас тут.
Эбби лежала с открытыми глазами, но не двигалась и не сопротивлялась. Я попытался вздохнуть, но не смог. «Шахтер» пристроился на коленях у нее между ног, а «тролль» сорвал с ее головы платок. Он держал его, точно снятый скальп, и недоверчиво смотрел на Эбби.
— Бафорт, она лысая как коленка. Ни волосинки.
«Шахтер» возился с пряжкой пояса. Он засмеялся.
— Волосы ей не понадобятся.
Хромой схватил Эбби за ворот и разорвал футболку до пояса. Все трое шарахнулись и уставились на ее бледную, плоскую грудь. Фонарик «шахтера» освещал Эбби, точно на сцене.
— Черт возьми…
Хромой ткнул приятеля в плечо.
— И сисек у нее тоже нет. Она такая же плоская, как ты, Баф.
Их смех эхом отразился от потолка. «Тролль» наклонял голову то влево, то вправо, как собака.
— Ну и дрянь же…
Вместо троих я видел шестерых. По комнате снова пронесся ветерок и раздул огонь, так что почти вся комната осветилась. Я бросился на того, кто стоял надо мной, схватился за пистолет и услышал щелчок предохранителя. Я потянул, заставив его инстинктивно спустить курок. Из ствола вырвался полуметровый язык пламени, заряд картечи срикошетил от бетонного пола. Я повернулся к Эбби, снова получил в глаз рукояткой, рухнул плашмя и услышал, как он перезаряжает. В глазах у меня потемнело, потом возникла расплывчатая картинка, и снова воцарился мрак. Четвертый оседлал меня, направив пистолет в лицо. Огонь отражался в его белках.
«Шахтер» тем временем ощупывал Эбби. Хромой наклонился к ней, прищурился и положил руку на плечо «тролля».
— Верл… она нездорова.
— Чего?
— Посмотри. Она как мертвая.
«Шахтер» поправил фонарик и спустил шорты.
— Ничего, мне хватит.
Краем глаза я заметил, как мелькнуло что-то красно-синее, и услышал нечто вроде шагов человека, обутого в шлепанцы. Еще секунда, и голова парня с пистолетом откинулась назад. Он охнул и упал поперек меня, вдавив мое лицо в пол.
Надо мной стоял некто в красно-синих гавайских шортах и шлепанцах с зазубренным куском доски в руках. Хромой вскочил и тут же получил прямой удар в лицо концом дубины. Обломки зубов разлетелись по всей комнате. Откуда-то появилась маленькая, мохнатая, рычащая тварь. Она взметнулась в прыжке, скрежетнув когтями по бетону, вцепилась «шахтеру» в задницу и повисла. Он как раз спустил шорты. Нижнего белья этот тип не носил. «Тролль» ухватил человека в гавайских шортах за шею, но от сильного толчка отлетел через всю комнату туда, где лежал я. Он врезался в стену, и я ударил его по голове рукояткой револьвера. Он застонал, и я ударил его снова, и в третий раз, когда «тролль» приподнялся. Он лежал на земле и стонал, но не двигался. Я пополз к Эбби. Фонарик «шахтера» отчасти слепил противника, зато не мешал мохнатой твари, которая висела у него на заднице. По-прежнему в спущенных шортах, он запрыгал, пытаясь стряхнуть демона, атаковавшего его с тыла, поскользнулся и с размаху сел. Собака мгновенно разжала зубы, но, как только «шахтер» поднялся, прыгнула снова и крепко вцепилась ему в пах. «Шахтер» оглушительно завизжал.
Каким-то чудом ему удалось добраться до двери. Он спрыгнул с веранды, споткнулся и покатился по лужайке к реке. Человек в гавайских шортах взглянул на меня, улыбнулся и зашагал туда, где виднелся свет фонаря и слышалось рычание. Левым глазом я ничего не видел, мир кружился слишком быстро, и его уже начал окутывать мрак. Я подполз к Эбби, борясь с тошнотой, лег поперек нее и почувствовал, как поднимается и опускается ее живот. Я заставил себя открыть глаза, но знал, что долго это не продлится. Я ползком вернулся за пистолетом, перезарядил и снова направился к Эбби. Я прислонил ее к стене, а сам опустился на колено — так, чтобы оказаться между ней и лежащими в комнате телами. «Тролль» стонал, но его нос был буквально размазан по лицу, поэтому вряд ли он хотел продолжения. Хромой слабо подергивался.
Через минуту мы услышали громкий хруст и всплеск. Свет фонаря начал приближаться. Человек насвистывал и что-то нес в руках. Я поднял пистолет и прицелился в сторону двери. Руки у меня дрожали, но я крепко обвил курок пальцем. Человек с фонариком вышел на середину комнаты и опустил собаку на пол. Она затрусила к нам и лизнула мою ступню. Человек посмотрел на меня, но я с трудом его различал. Наконец он вытащил сигареты, закурил, щелкнув серебристой зажигалкой, и глубоко затянулся.
— Похоже, у вас неприятности.
Я поставил пистолет на предохранитель, порылся в аптечке, достал два шприца, протер бедро Эбби и вколол ей допамин, а следом, быстро, дексаметазон. Потом прислонился к стене и понял, как страшно отяжелели веки. Последнее, что я помню, прежде чем мои глаза закрылись, — это алый огонек сигареты. Потом желудок подступил к горлу, плечи коснулись твердого сиденья, и Эбби крепко обняла меня. Я попытался очнуться, но туман был слишком густой. Эбби обвила меня руками и ногами и прижалась ко мне. Она дрожала. Где-то рядом взревел мотор и заработал винт.
Химиотерапия — это ежедневная рутина: три недели в месяц, четыре дня в неделю, шесть часов в день. Все равно что очень долго страдать от простуды. Были и другие побочные эффекты. У Эбби шла кровь носом и из десен, она мучилась от непрекращающейся диареи и тошноты, потеряла аппетит, лишилась волос, у нее немели пальцы на руках и ногах, и в течение трех недель ее непрерывно рвало.
Курс лечения закончился так, как и ожидали врачи. Опухоль сократилась, но операция была неизбежна. Мы приехали в клинику в шесть часов утра в пятницу, операция была назначена на десять. Незадолго до того, как ее покатили по коридору, Эбби взглянула на меня затуманенным от наркоза взглядом и спросила:
— Ты будешь рядом, когда я проснусь?
— Да.
— Обещаешь?
Я кивнул.
Она закрыла глаза, ее увезли, а я отправился в приемную, где сидели сенатор Колмэн и Кэтрин. После почти десяти лет брака мы заключили перемирие. Они не разговаривали со мной, а я открывал рот, только если ко мне обращались.
Я всегда надеялся, что сумею расположить их к себе, но до сих пор не достиг заметных результатов. Точнее, никаких не достиг. Кэтрин читала «Вестник архитектора», а сенатор разговаривал по телефону одновременно с Чарлстоном и Вашингтоном.
Пока длилась пятичасовая операция, медсестра исправно снабжала нас бюллетенями. «Мы закончили с правой стороной, края чистые, лимфатические узлы в порядке…» Я заметил, что она ни словом не обмолвилась об имплантации.
В четыре часа вышел хирург доктор Дисмак. Он снял маску и жестом пригласил нас в кабинет.
Ознакомительная версия.