Услышав стук, она раздраженно фыркнула, зашлепав по полу босыми ногами к двери. Резким рывком распахнула ее. Сердитое "кто там" замерло у нее на губах, когда она увидела его перед собой. Они молча стояли друг перед другом, пока наконец Грег не оборвал тишину.
— Можно войти?
— Конечно, — ответила она просто, почувствовав, как ее охватывает знакомое томление.
— Я хотел извиниться перед тобой, — неуверенно произнес он.
Верити подняла на него свои большие карие глаза.
— Ты извиняешься? — насмешливо спросила она. — Это за что же, позволь узнать?
— Я хотел… ожидал… слишком многого. Какое я имею право требовать от тебя хранить мне верность?
— Ах, Грег. Ты все поставил с ног на голову. Ведь я люблю тебя.
Грег резко повернулся, словно его огрели кнутом.
— Что ты сказала?
— Ты слышал, — тихо ответила она. — Я люблю тебя.
— Ах, если бы ты только знала, как я хотел услыхать это от тебя, — сказал он срывающимся голосом. Он весь дрожал от неожиданно появившейся вновь надежды. Он широко расставил руки, и она, подойдя к нему вплотную, упала в его объятия, и из ее глаз полились счастливые слезы. Она вдруг ясно поняла, что ее самопожертвование — не что иное, как самоуничтожение, более того, тем самым она наносит ему оскорбление. Она любит его. А любовь — это не только сексуальная потребность, это и доверие, и дружба, и взаимопонимание… Гордон прав. Ей нужно во всем ему признаться. Разве ее молчание не привело к тому, чего она старалась избежать? Она причинила ему страдания. Отстранившись от него, она уже открыла было рот, чтобы рассказать ему о своем заболевании, как вдруг зазвонил телефон.
С большой неохотой она сняла трубку.
— Слушаю.
— Хэлло! Верити? — Она сразу узнала голос Гордона.
— Хэлло! — осторожно ответила она, поглядывая через плечо на Грега.
— Верити, — начал Гордон, и что-то странное в его голосе заставило ее учащенно задышать.
— Говори, не бойся, — резко сказала она. Грег, сделав шаг к ней, остановился.
— Верити, к сожалению, у меня для тебя дурные вести, — торопливо произнес он упавшим голосом. — Одно подопытное животное умерло. Мы проводили над ним опыты с… ну, ты понимаешь.
— Результаты вскрытия? — прошептала она, и губы у нее побелели.
— Да, этот препарат имеет прямое отношение к гибели кролика, — вздохнув, сказал Гордон. — Верити, в этом нет никаких сомнений.
— Понятно.
— Верити, нужно держать ситуацию под контролем. Нам еще достоверно не известно, почему… — Гордон повысил голос, пытаясь убедить ее в своей правоте. Грег вдруг почувствовал накативший на него приступ ревности. Ему хотелось вырвать трубку из рук Верити и послать этого наглеца к черту. Он хотел заорать ему на ухо, что Верити теперь принадлежит только ему, Грегу, и что у него нет никакого права названивать ей и требовать к себе внимания. — Верити, прекрати принимать это лекарство, по крайней мере сделай перерыв… временно, конечно.
Верити промолчала. Они оба знали, что у нее нет этого "временно". Все это, по сути, означало конец. Все кончено.
— Я все понимаю, — сказала она глухо. — До свидания, Гордон, — машинально добавила она, положив трубку. Движения ее казались резкими, отрывистыми, как у робота. Она долго сверлила глазами телефон. Вдруг ощутила чье-то присутствие у себя за спиной. Она совсем забыла о Греге.
Грег понимал, что так и должно было случиться. Только один звонок от него, и…
— Все напрасно, — тихо сказал он. Где уж ему состязаться с Гордоном Драйером, теперь это вполне очевидно.
— Да, дорогой, боюсь, ты прав, — ответила Верити тихим, потускневшим голосом.
— Очень жаль. Прости. Я больше не стану тебя беспокоить. — Он шатаясь направился к двери. Он знал, что потерпел поражение. Если бы у него имелась хоть маленькая надежда, то он сражался бы за нее до последнего дыхания. Но, по-видимому, она ошиблась, когда призналась в любви к нему.
Что поделаешь? Каждый может совершить ошибку.
— Очень жаль, — снова прошептал он, тихо, очень тихо закрывая за собой дверь.
Доминиканская республика
Они находились в небольшой лавке скобяных изделий и одновременно мастерской по ремонту автомобилей на узкой выложенной булыжником улочке. Каким образом Ле Фортном разузнал об этой мастерской и ее хозяине, сморщенном, худосочном, беспрестанно улыбающемся старичке, Фрэнк не знал, да и не хотел знать.
После непродолжительных переговоров старичок передал Ле Фортному небольшой сверток, а тот в свою очередь вручил хозяину лавки внушительный мешочек с доминиканскими песо. Когда они вышли, Фрэнк осмелился спросить у шефа, что тот задумал.
Ле Фортном хранил молчание. Только когда они приехали в порт и устроились вдали от всех в тени громадного цветущего дерева в ожидании прихода "Александрии", Ле Фортном осторожно развернул сверток и положил какую-то маленькую вещицу на ладонь.
Фрэнк только присвистнул.
Он, конечно, сразу узнал электронный "жучок".
— У нас есть разрешение? — поинтересовался Фрэнк.
— Нет.
— Мы получили из Лондона одобрение?
— Нет.
— У нас есть какая-нибудь крыша?
— Нет, — в третий раз повторил Ле Фортном, осклабившись.
Фрэнк недовольно заворчал.
— И как же мы сможем воткнуть его Джо?
— Не о нем речь. Нам нужна его дочь.
— Зачем? — Фрэнк заморгал от удивления.
— Чтобы сообщить ей о тех наших подозрениях, которые вызывают у нас его действия.
— Ты и вправду считаешь, что она нам поможет.
— Не думаю, что она с ним заодно, — ответил Ле Фортном. — Но даже если это и так, что мы в результате теряем? Если она радостно побежит на встречу с папочкой вот с этой штучкой, — почти любовно он погладил "жучок", что вызвало у Фрэнка лишь глухой стон, — и скажет ему: "Дорогой мой папочка, сыщики следуют за нами по пятам", мы об этом тут же узнаем.
— Но в суде такие доказательства недопустимы, — напомнил ему Фрэнк.
— Конечно. Но они здорово подталкивают дело. Очень немногие преступники способны прослушать в записи свидетельства совершенных ими преступлений и не расколоться при этом. Если Рамона заодно с отцом и готова принять участие в его преступных планах, то эта маленькая штучка даст нам необходимые козыри. А если она не собирается этого делать, то в таком случае Джо Кинг, потеряв союзника, приобретет врага. В любом варианте полиция выиграет.
Рамона с палубы "Александрии" равнодушно разглядывала стоявшую на площади в порчу огромную статую Монтесины, испанского священника, приехавшего сюда в шестнадцатом веке, чтобы отстаивать гражданские права местного населения. Ей прежде казалось, что она с большим удовольствием будет осматривать этот большой город со всеми его достопримечательностями, но сейчас она не испытывала особого энтузиазма. Акции Маркхэма ужасно беспокоили ее. Если только Дэмон их обнаружит…
