который хотел приготовить для обеих. А Света… Будет счастлива, но только не со мной. Я точно не ее мужчина. Как и она не моя женщина.
Снег большими хлопьями падал с неба с самого утра. Я стоял в здании аэропорта и нервно поглядывал на электронное табло. Люди торопливо мелькали перед глазами. А я держал в одной руке огромный букет белых цветов для одного ангела и мишку для другого и нервничал как подросток, пришедший впервые на свидание. Чувство безграничного счастья и предвкушение долгожданной встречи выместили всю тоску, в которой я жил все эти долгие семь дней. Наконец объявили о посадке самолета, в котором находились девочки, два моих сокровища. Я высматривал знакомые силуэты среди толпы людей. И когда увидел Гнома, сердце сделало счастливый кульбит в груди. Наши взгляды с Аней встретились, и я утонул в её синих глазах. Направился им навстречу и прижал обеих сестёр к себе. Больше не выпущу из своих объятий. Это первая и последняя их поездка без меня. Теперь всегда и везде мы будем путешествовать все втроём.
– Я так соскучилась, – пищала восторженно Маша, обнимая меня за шею. – Мне столько всего нужно тебе рассказать! Я привезла для тебя рисунки! А еще камешки!
Я не сдержался и поцеловал Аню в губы. Пусть Гном привыкает, я не собирался больше ни от кого скрывать нашего счастья.
Маша схватила медведя и повисла на моих руках. Аня зарылась лицом в белых цветах. Я обнял девчонок, не в силах больше сдерживать счастливой улыбки, и мы направились на выход.
За неделю я сделал небольшую перестановку в квартире. И гостиную превратил в… детскую. Поставил елку и купил ящик игрушек. Маша сама нарядит зелёную красавицу и будет полноправной хозяйкой своего маленького государства. А Аня переедет в соседнюю комнату. Ко мне в спальню. Надеюсь, всем придутся по душе эти перемены.
Мы ехали домой, дворники работали, как сумасшедшие, счищая снег с лобового стекла. После тёплой южной погоды, холодная Москва выглядела красивой новогодней сказкой – разноцветная, украшенная яркими огнями, многолюдная. А мужчина, что сидел за рулём и не сдерживал улыбки, наверное, был добрым волшебником, который нам эту сказку подарил. И только мне одной известно, как я скучала по нему всю эту неделю! Под конец разлуки тоска стала такой нестерпимой, что мне попросту казалось, я не доживу до этого момента, когда снова увижу Игоря. Это большая мука находиться вдали от любимых людей.
– Как мама и отец? – спросил Игорь.
– Вернутся в конце следующей недели, – отозвалась я, не сводя с него счастливого взгляда. – Спасибо, они прекрасны, – улыбнулась, вдыхая аромат цветов.
Страхи, что Игорь охладеет ко мне за эти дни, теперь казались нелепыми и беспочвенными. Маша без умолку что-то рассказывала Игорю, о том, как они с бабой Леной научились красиво рисовать, как мы ходили гулять и что нового случилось у нее за эти дни. А потом внезапно спросила, разрешим ли мы ей на выходные ездить на дачу к бабе и деду. Игорь вопросительно перевел на меня взгляд, на что я смущённо пожала плечами. Пусть сам решает, давать согласие или нет, но я приложила много усилий за эти дни, чтобы все мы вчетвером чувствовали себя комфортно на отдыхе.
С раннего возраста Маши, я, как могла, пыталась сохранить в ней детскую непосредственность, несмотря на все пьянки родителей. А этот вопрос и ее возбужденное состояние говорили о том, что все я делала правильно, когда пыталась отгородить девочку от всего плохого. Да, жизнь в поселке была тяжелая, но Маша не потеряла веру в волшебство. Не знаю, что я ощутила, когда впервые услышала, как Маша назвала Елену Александровну бабушкой, а отца Игоря дедушкой… Это было непередаваемое ощущение счастья, потому что ни бабушки, ни дедушки у сестры никогда не было. Скорее всего, мать Игоря сама попросила ее так называть, а Маша приняла это предложение, как увлекательную игру. И только я понимала, что это была не игра.
– Конечно, – отозвался Игорь, – если тебе понравилось с бабой Леной и дедом Сашей, мы будем чаще у них бывать. – Сильно не удивляйся, дома вас ждёт сюрприз, – произнес Игорь уже тише, окинув меня горящим взглядом.
– Да? – я пока не знала, как относиться ко всем переменам: внимание, цветы, лучистый мужской взгляд.
Наверное, как к новогоднему чуду? И та ночь… Стоило о ней только подумать, как низ живота превращался в огненный шар, а ноги хотелось свести вместе, чтобы не чувствовать этой сладкой пытки. Так жестоко после всех ласк и откровений расстаться на несколько дней… Я в полной мере ощутила, что такое ломка и желание другого человека – неподконтрольное, сильное и всепоглощающее, которое превращало тебя в зависимое от этих чувств существо. Переместила взгляд на крепкие мужские руки, которые сжимали руль. Эти руки доводили меня до сумасшествия… Щеки вспыхнули румянцем, и я подняла глаза к лицу Игоря, поймав его потемневший взгляд.
– Ты так смотришь на меня, что я не уверен, что дождусь вечера… – повернулся украдкой в сторону Маши.
Сестра любила кататься на машине и смотреть в окно. Вот и сейчас, выговорившись, прильнула к стеклу и наблюдала за сменяющимися картинками. Рука Игоря легла мне на колено. Сквозь плотную материю джинсов я почувствовала жар от его ладони, а тяжесть внизу живота достигла высшей точки, когда он повел ею наверх. Я остановила движение его руки и посмотрела на него умоляющим взглядом. Эту игру и ласку немедленно стоило прекратить. Не то лишусь рассудка от остроты всех чувств. И Маша… Ей я так пока ничего и не рассказала.
Дома нас и в самом деле ждали сюрпризы: небольшой ремонт и перестановка. Но… я и так собиралась сегодня взять подушку, одеяло и перебраться жить в комнату Игоря. Маша не скрывала радости, когда увидела всю эту красоту в гостиной. С минуту стояла возле пушистой ели и, затаив дыхание, смотрела на красавицу. А потом спросила у Игоря, в какой комнате будет жить Аня, если кровать одна, и она маленькая, чтобы на ней смогли поместиться два человека.
Немного позднее я обязательно поговорю с сестрой и все ей объясню. Наедине поговорю и расскажу о нас с Игорем. Потому что до этого дня я не хотела торопиться и торопить события. И лишний раз волновать сестру. Страх, что Игорь меня оттолкнет или, например, Света как-то помешает нашему счастью, ещё был, и я только ступила нетвердой
