Ознакомительная версия.
Зик смотрел на нее, как на безумную, и уже ничто не могло заставить его молчать.
— Это чушь, совершенная чушь, — проговорил он со скрытой яростью. — Ты говоришь не о нас с тобой. А эти так называемые красавицы, которых ты упомянула… Кто ты, если не красавица? Снаружи и внутри?
— Но я больше не такая, Зик. — Мелоди была бледна, как снег за окном, но полна решимости. — На моем теле шрамы, страшные, красные. Они впились в кожу, которая, по твоим словам, была похожа на шелк цвета меда, и они останутся навсегда. От них не избавиться.
— Твои шрамы волнуют тебя постольку, поскольку влияют на твое мнение о себе, — тихо заметил Зик.
— Ты их не видел.
Она смотрела на него, и внутри у нее все сжималось.
— А кто виноват в этом? — поинтересовался он. — Когда я попросил тебя показать их, ты закатила истерику. Меня вышвырнули из палаты и велели больше не заговаривать с тобой о шрамах. Сказали, что ты покажешь их, когда будешь к этому готова. А потом врачи заявили, что мои посещения скорее вредны, чем полезны, и если я беспокоюсь о тебе, то должен дать тебе отдышаться. Ну, если «отдышаться» вылилось в глупость, которую ты вбила себе в голову, мне, наверное, стоило продолжать приходить в больницу. Я люблю тебя, черт подери, каждый кусочек твоего тела, со шрамами и всем прочим. И мне не нравится, что меня считают неразборчивым сластолюбцем, который уложит в свою постель любую женщину, которая пожелает туда попасть. Я не таков, и ты это знаешь.
От гнева на ее бледном лице загорелись два красных пятна.
— Этого я не говорила.
— Ты сказала именно это. — Зик дышал тяжело, потому что ярость жгла его изнутри. — Ну ладно, позволь задать тебе один вопрос. Что, если бы я попал под грузовик? Что, если бы оперировали меня, если бы я провел несколько месяцев в больнице? Ты стала бы искать другого мужчину?
— Конечно нет. Ты прекрасно знаешь, что нет.
— Тогда какого черта ты уверена, что я возьму себе другую женщину? И почему считаешь, что твоя любовь сильнее моей? Мне обидно слышать это.
— Ты искажаешь мои слова. — Мелоди была готова расплакаться. — Я никогда не говорила, что моя любовь сильнее.
Зик взглянул на дрожащие губы жены, на синие круги под глазами, на похудевшую фигуру, тихонько выругался и притянул ее к себе, не обращая внимания на то, где они находятся.
— Не плачь, — проговорил он хрипло. — Я не хотел довести тебя до слез. Я хочу любить тебя, заботиться о тебе, но ты сводишь меня с ума. Я чуть не лишился рассудка. Я дошел до того, что по ночам приезжал к больнице и останавливал машину рядом с воротами, чтобы быть поближе к тебе. Безумие, правда? Но именно так и было.
Мелоди расслабилась в его объятиях — но только на минуту. Слова Зика не подбодрили ее. Они показали, что Зик понимает все не так, как надо. Он считает, что быть рядом с ней, заботиться о ней — его долг. Долг — это неплохо, но она не желала, чтобы он оставался с ней из чувства долга. Из жалости.
Она отодвинулась от мужа и допила кофе. Он тоже взял чашку, но его черные глаза продолжали пристально смотреть на нее.
— В каком-то смысле это наследие твоей бабушки, — сказал он, помолчав немного. — И ты это знаешь.
Пораженная Мелоди посмотрела ему прямо в глаза:
— Что ты говоришь? Бабушки нет на свете уже много лет.
— Она растила и любила тебя, но не очень доверяла мужской половине человечества. Она не позволяла тебе забыть, что твой отец бросил твою мать. И каждый день рассказывала о деяниях твоего деда. Ведь так?
— Ну, не каждый.
— Хорошо, почти каждый. Многие годы бабушка отравляла тебя ядом своих собственных горестей. Она так и не смогла пережить, что муж ушел от нее. Не смогла простить.
Мелоди вздернула подбородок и наградила Зика сердитым взглядом.
— А почему она должна была его прощать? Он был мерзким человеком. Я отвела бы его к ветеринару для определенной операции, если бы он был моим мужем, — гордо заявила она.
На губах Зика вспыхнула искорка улыбки.
— Буду иметь это в виду, — кивнул он. — Но дело в том, что она причинила тебе вред, лишила уверенности в некоторых вопросах. Признай, что это так, Ди.
— Никогда в жизни. — Как он смеет оскорблять бабушку?! — Мой отец и дед не имеют никакого отношения к нашей ситуации.
— Это не ситуация, Ди, — мрачно заметил Зик. — Речь идет о нашем браке, и, что бы ты ни говорила, неверность твоего деда и отца очень сильно влияет на твое представление обо мне. Но я никогда не собирался бросать тебя. И не собираюсь.
Он путал ее, переиначивал ситуацию по-своему. Это нечестно. За долгие мучительные недели Мелоди сумела подготовить себя к неизбежному, и у нее не было сил возвращаться к ужасным дням сразу после несчастного случая, когда она не представляла себе, что делать. Уйти от Зика — единственный способ сохранить чувство собственного достоинства. Она не в силах наблюдать, как он постепенно охладевает к ней и их совместная жизнь летит под откос. Друзья, коллеги, работа — все, абсолютно все связано с миром, в котором ей больше нет места. То, что когда-то соединило их, теперь разлучает. Какая ирония судьбы!
— Я знаю, что не справлюсь, Зик, — проговорила она упавшим голосом. — С нами, с нашим браком. Не справлюсь.
В этот момент дверь отворилась, и в вестибюль вошла молодая японская пара с двумя возбужденными маленькими девочками, что-то радостно восклицавшими на родном языке.
Мелоди улыбнулась.
— Это снег, — объяснила японка на великолепном английском. — Они очень хотели, чтобы на Рождество пошел снег. Тогда Санта-Клаусу и его оленям будет легко везти сани.
— Это очень важно, — согласилась Мелоди и, посмотрев на девчушек, добавила: — Не забудьте оставить оленям несколько морковок. Они очень устанут, развозя подарки.
Дети засмеялись. Мелоди не была уверена, поняли ли они ее слова, а обернувшись к Зику, увидела, что он задумчиво смотрит на нее.
— Как насчет детей, которых мы хотели когда-нибудь завести? — спросил он спокойно. — Как дети вписываются в будущее, которое ты себе уготовила?
Она посмотрела на свои руки и позволила густым светлым волосам упасть на лицо, скрыть его от Зика.
— Они… Они — нет, — прошептала Мелоди, зная, что если у нее не будет детей от Зика, то их не будет вообще. Она всегда принадлежала Зику душой и телом, хотя не могла больше быть рядом с ним.
— Понятно. — Его голос звучал тихо и напряженно. — Значит, ты решаешь за меня. Очень мило. А если я протестую против лишения меня права на отцовство?
— Ты можешь иметь детей с кем-нибудь другим. — Она по-прежнему не смотрела на него.
— Если бы мы не находились в общественном месте, я прямо сказал бы, что именно думаю о твоем предложении. Ты всерьез считаешь, что кто-то может занять твое место? — продолжал Зик с плохо сдерживаемой яростью. — Или то, что я говорил раньше, не имеет значения? Я полюбил тебя. И никого не хочу, кроме тебя. Услышь меня, черт возьми!
Ознакомительная версия.
