— Откуда я знаю, можно ли вам доверять?
Она нахмурилась:
— Ложь не принадлежит к числу моих привычек.
— И это говорит человек, врывающийся на чужой праздник без приглашения! — Коннер выпрямился.
— Я никого не обманывала. Никто не попросил предъявить приглашение на входе.
— Это демагогия. Мне нужно знать, что я могу доверять вам. В конце концов, мы оба отдаем то, чего раньше не отдавали никому.
— Господи, вам не надоело торговаться? — поинтересовалась Николь.
Он ухмыльнулся:
— Я всегда выигрываю, потому что знаю цену вещам.
— Я тоже, — отрезала Николь. — В обмен на интервью, посвященное вашему агентству и телешоу, могу предложить страстные объятия. Возможно, с поцелуями. Не более того. Перед тем как опубликовать статью, я пришлю ее вам на одобрение.
— Романтично, но неинтересно. Обнимать женщину, понимая, что она не будет твоей, — для мужчины это страшный сон.
— Уже лучше. — Николь снова положила ногу на ногу. — Итак, что мы имеем? У меня есть нечто такое, что очень нужно вам. Я готова к переговорам. Но и вам придется пойти на некоторые уступки. Задам вопрос по-другому: какова минимальная цена за интервью?
— Вы раздеваетесь догола и лежите на моем столе в течение пятнадцати минут, — заявил Коннер. — И в это время я могу делать с вами все, что захочу.
Николь покраснела. Конечно, сложно было ожидать чего-либо другого, но она почему-то вновь оказалась не готова.
— Хм… Нет. У меня не такое тело, чтобы долго его рассматривать, уж простите.
— А мне оно нравится, — усмехнулся Коннер. — Вы просто комплексуете. Либо набиваете себе цену.
Николь помотала головой. Одно дело — выглядеть сексуально в одежде и совсем другое — лежать абсолютно голой в его кабинете под пристальным взглядом Коннера Макейфи. Он заметит все недостатки. Ее тело далеко от идеала.
— Возможно, без одежды я понравлюсь вам меньше.
— Даже если и так, вы все равно получите интервью, — соблазнял ее он. — Честное слово, Николь. Ведь вы и сами этого хотите. Просто скажите «да» и получите.
С этим было сложно спорить. Но выполнить эротические желания циника — значит переступить через себя. Ее тело и ее душа были единым целым, и отделить одно от другого она не могла.
Николь Рейнолдс принадлежала к тем людям, которые, ступив однажды на тропинку, с нее не сворачивают. Когда-то она решила стать журналисткой и планомерно двигалась к этой цели. Не только в профессиональном плане, но и в личной жизни. Она понимала, что профессия не подразумевает наличие семьи, и была готова к этой жертве.
Ей нравился такой образ жизни, она была трудоголиком и ни о чем не жалела. Но сейчас что-то в ней надломилось. Шестое чувство подсказывало, что отношения с Коннером могут изменить и ее карьеру, и личную жизнь. Оставалось понять, в какую сторону.
Если она согласится на его условия, нужно получить гарантии того, что об этом никто не узнает. Но еще больше ее беспокоило другое: как стать любовницей Коннера и при этом не влюбиться в него по-настоящему?
Выбор не из легких, а времени на размышление не было — Коннер сидел на столике, не сводя с нее глаз.
— Коннер, я понимаю, что вам не терпится овладеть мною, но все же предлагаю обсудить условия, подходящие для нас обоих.
Он встал и вернулся кресло:
— Другие условия меня не интересуют.
— Но почему? Теряю-то в любом случае я, — возмутилась Николь.
Главное, что она теряла в эту минуту, — сам Коннер. Она понимала это и противилась изо всех сил.
— Не совсем так, — возразил он. — Вы уже поняли, что мне нелегко говорить о личной жизни. Поэтому кое-что я все же теряю.
Николь пристально посмотрела на него. Ее охватило странное чувство жалости к этому пышущему самоуверенностью человеку. Ей хотелось не обнять его, а утешить. И это не имело никакого отношения к физической близости.
Коннер не был похож на других мужчин. И дело не в его деньгах и не в его воспитании. Коннер, сидящий сейчас перед ней, очень сильно отличался от Коннера Макейфи, о котором она читала в Интернете и в журналах.
Он улыбнулся, и Николь уловила в этой улыбке грусть. Он скрывал свои эмоции. Коннер несколько раз повторил, что хочет ее, но это были всего лишь слова. Что происходило у него внутри, было сложно понять. Возможно, даже и ему самому.
Николь взглянула на часы. Удивительно, но прошло уже полчаса. А ей казалось, она только что пришла.
— Мне пора, — сказала она. — Я позвоню вам через пару дней и сообщу о своем решении.
Коннер поднялся и протянул ей руку. Как странно — они уже целовались, но ни разу не пожимали друг другу руки. Его рукопожатие было крепким — как у мужчины, уверенного в себе.
«Неудивительно», — подумала Николь.
— А почему вы уверены, что я не передумаю? — спросил Коннер, проводя большим пальцем по ее кисти.
— Я не уверена. Но мне в самом деле нужно подумать.
— Иногда это только усложняет дело.
— Для меня важна моя карьера. И моя личная жизнь.
— Это интересно. — Он холодно улыбнулся. — Я предлагаю вам то, что может поспособствовать и тому и другому.
— Это действительно интересно, — согласилась Николь. — Но я не знаю, как отреагирует мой босс. Его может расстроить такое усердие с моей стороны. — Она высвободила руку. — Можем ли мы вернуться к схеме «один поцелуй — один вопрос»?
— Отчасти, — ответил Коннер.
Николь округлила глаза:
— Что это значит?
— Это значит, что я все равно не отпущу вас без поцелуя, — пояснил он. — Вдруг вы и впрямь откажетесь стать моей любовницей?
Его тон натолкнул Николь на мысль, что он уже получал такой отказ в прошлом. Может, история с отцом не единственное, что заставило его стать закоренелым холостяком?
— Даже если я отвечу отказом, вряд ли я решу, что вы того не стоите.
— Вы уже все решили, — произнес Коннер. — Иначе вы остались бы сейчас со мной.
— Однако… — только и смогла выговорить Николь.
Как объяснить ему, что ей хочется большего? Она увидела в Коннере мужчину, с которым можно связать свою жизнь. Но противоречия, из которых он был соткан, не позволяли ей признаться в этом. Впускать такого человека, как Коннер, в свой мир, в свою душу, в свое сердце опасно. Впрочем, не слишком ли поздно она это поняла?
— Подарите мне последний поцелуй, — попросил он.
— Последний?
— Да.
Коннер обнял ее за талию. Сумка Николь упала на пол, когда она обхватила его плечи. В небесно-голубых глазах хотелось исчезнуть, испариться и забыть, зачем она пришла сюда.
