даёт погрузится в нее полностью.
— …Папа говорит — я исЧАДие, а Поля — ЧАДовище… — болтает без умолку.
«Папа» неплохо знаком с дочерьми…
Все уходят.
На запястье натягивается резинка.
— Мил, туда нельзя.
В углу ангара стол. На нем чайник, сахарница, конфеты и пакеты с чем-то…
— Это для офицеров. Не для нас. Нельзя.
— Можно, — тащит она меня. — Если лежит что-то вкусное — это детям, а не всяким там офицерам. Я хочу чаю. Я замёрзла!
На счёт «замёрзла» инструкций не было. И я озадаченно смотрю на чайник. В ангаре никого… Она обходит меня с тыла, пинает по ботинкам и толкает ладонями в пятую точку, пытаясь сдвинуть с места.
Да хер с ним! Сделаю ей чай. Вдруг заболеет ещё…
— Я тебе разрешаю, — упорно буксирует теперь за руку к столу.
Сама вперёд меня щелкает кнопку на чайнике.
Беспардонно инспектирует пакеты.
— Чер-ный ко-фе… — читает на банке. — А белый бывает?
Пожимаю растерянно плечами.
Поднимает чайный пакетик.
— Чай… с… бе-ге-мо-том. Хм…
— Может, с бергамотом? — начинаю улыбаться я, чуть оттаивая.
— Нет такого слова! А бегемот — есть, — со снисхождением смотрит на меня Мила.
— С ро-ма-ш-кой… — читает следующий.
Хмурится.
— У меня брат есть — Ромашка. Сопливый. Фу.
Куксится.
— Давай лучше с бегемотом.
— Ну, давай, с бегемотом, — обречённо вздыхаю я опять.
— Не вздыхай! — закатывая глаза, дёргает раздражённо руками вниз.
Беру для нее пластиковую кружку с ручкой
— Сахар класть тебе?
— А как же? — упирает руки в бока.
Заливаю кипятком.
— Не трогай пока. Пусть остынет.
Кипяток густо парит…
Присаживаюсь на скамейку у стены, Мила ходит кругами у стола. Вытаскивает из пакета два маленьких бутерброда с сыром и салями.
— Залёт… — отрицательно качаю я ей головой.
— Не узнает никто! — таращит заговорщицки глаза, засовывая один себе полностью в рот.
Второй втыкает мне в губы. Рефлекторно, открываю рот, позволяя сотворить страшное преступление против офицерского состава.
Жуем. Запиваем чаем «с бегемотом». Мила тырит ещё по бутеру с паштетом и огурцом.
После первой партии стыринного, вторая никакого принципиального значения больше не имеет. И я не сопротивляюсь.
Берет со стола пакет сгущенки. Скручивает крышку, отпивает.
— Будешь?
Отрицательно качаю головой.
Закручивает, ставит обратно.
Быстро сваливаем с места преступления. Как раз перед явлением прапорщика Красько.
— Так, а я не понял… А кто тут приобщился? — обводит взглядом ангар, останавливаясь им на нас.
— Офицеры… — честно смотрит ему в глаза Мила. — Это для офицеров, дядь Вань. Лучше не трогать! «Залёт»! — палит нас с потрохами Мила, повторяя мои интонации.
Голос глушит шум самолёта.
— Бежим-бежим! — с азартом срывается с места.
И я подлетаю следом, чтобы ей не оторвало руку от такого разбега.
Стоя у ангара смотрим в небо. Самолёт отдаляется…
Ощущение словно я во сне взлетел и неожиданно падаю вниз. Низ живота сжимается. Нахрена ты ей разрешил, капитан, а?..
Самолёт делает петлю, вниз начинают сыпаться черные точки.
В десяти метрах от нас — Малышкин и ещё пара вояк.
Думаю, если бы мне сейчас делали кардиограмму, точно госпитализировали бы.
— Летят! — восторженно выдыхает Мила.
Капитан курит, нервно смотрит в вверх. Купола открываются. Он считает вслух.
— Двенадцать… Уф… Все открылись… Теперь главное, чтобы ноги не переломали.
— Да нормально все будет, Алексеич. Так, погоди… А Игорь не быстро идёт на крыле?
Мы все поворачиваемся, различаю в небе чуть более крупную «точку». Они делают спираль.
— Блять. Быстро. Стропы у них что ли там… Это что за маневры?!
— Да выровняет. Не в первый раз.
— Вес большой…
— Да какой у Поли вес, я тебя умоляю.
— Ебнуться сейчас с особым пристрастием! — психует он. — А у нее позвоночник! Травма!
— В смысле?! — ошпаривает меня животным ужасом. — Какого… мля, Вы ее пустили тогда?!
Не отводя взгляда от неба делает несколько шагов вперёд.
— Папа? — начинает переживать Мила. — Па-а-ап?..
— Тихо! — рявкает он. — Без вас тошно!
Ведёт пальцем по небу, рассчитывая траекторию приземления.
Прыгнули они последними, но летят уже ниже всех!
От чувства беспомощности, я кажется распадаюсь на молекулы.
— Они упадут?? — теребит меня Мила.
Молчу, ещё сам не осознав происходящего.
Мила начинает испуганно реветь.
Поднимаю на руки.
Машина скорой уже едет в предполагаемую точку приземления.
Перед самой землёй, крыло неожиданно делает вираж, уходя по горизонтальной прямой. Гасит скорость.
— Не упадут! Не реви… — выдыхаю я.
Приземляются, долго скользя по касательной прямо навстречу Малышкину. Выходят за зону посадки.
Скорая разворачивается.
И садятся они мягко и эффектно, далеко за зоной посадки. Прямо перед нами. Инструктор ловит ботинками землю. Перекат…
— Класс! Класс! Класс!! — слышу ее восторги. — Да!! Ещё хочу! Сама хочу!
— Вы чо, блять?!.. — на осколки взрывается капитан.
Прямо как я сейчас внутри!
— Алексеич, ну я же сказал — без паники! Красиво сядем!
— Ты сейчас у меня красиво сядешь, Игорь! На кол, блять!
Правильно, оторви ему яйца, капитан!
— Пап, ну не ругай его пожалуйста…
— А ну-ка отсюда нах… — зажмуривается он сжимая губы. — Покинь меня, дочь, пока не выхватила! — демонстративно терпеливо. — В ангар!!
Бросив шкодный и извиняющийся взгляд на инструктора, смывается в ангар.
Добрый ты капитан! Ты добрый. А я злой! Снимаю с себя петлю от резинки, отдаю ему в руки Милу. Разворачиваюсь следом за Полиной…
Руки трясутся от адреналина. И от кислорода пьяная… Не контролируя улыбку, иду к кулеру. Горло пересохло. Я понимаю, что это концентрированный биохимический суррогат счастья. Но он все равно классный! Мне сейчас хорошо, я все ещё летаю в небе и в своих ярких впечатлениях.
Надеюсь папа быстро остынет. И Игорю достанется только слегка. Это я выпрашивала у него виражи!
Не успеваю дойти до кулера. Меня перехватывают за плечо, рывком разворачивая.
Денис…
Губы дрожат. Зажмуривается… Лицо идёт пятнами и пальцы до хруста сжимаются в кулаки.
— А на каком основании, Денис-сан, ты на меня сейчас орешь? — с горечью уточняю я.
— Мне было страшно! — хрипит он.
— Страшно?.. Это как страшно твоим близким смотреть на твои попытки убиться об стену?
— За меня никому не страшно! — рявкает в лицо мне.
Мне страшно…
— Короче, нет у тебя права со мной об этом разговаривать.
— Не смей! Не прыгай больше!
Дёргаю с немым вопросом бровью.
— Кто мне это говорит? Кто?? Вот этот человек? — включаю видео, где он угрожает моему отцу.
Отталкивает зло телефон.
— Ты же всё понимаешь! Ты знаешь всё про меня! Зачем ты это?!.. — сносит его.
Обида на лице сменяется яростью. Лупит ладонью в стену.
Оседает по ней на корточки…
Но этого всего тоже теперь мне недостаточно.
