— Ну, Гвинет, никогда не слышала ничего… Сандра… — Теперь тетя взывала о помощи к своей золовке.
— Мать не поможет тебе. Не в этот раз. Просто скажи — да или нет? — Гвинет хорошо знала, что тетя может хранить секрет только до тех пор, пока ее не спросят напрямую: она была не способна нагло врать.
Гвинет кожей ощущала волны холодной ярости, исходившей от матери, но теперь ей было наплевать на это. Она просто уперлась взглядом в тетино лицо и прошептала:
— Так малыш умер? Или живет в каком-нибудь приюте — например, в «Грейстоунз»?
— Какая досада, Гвинет, вот незадача… лучше бы тебе не знать этого… столько лет прошло. Так было надо, чтобы ты не мучилась, просто считала, что он умер, бедный ребенок… — Тетины слова повисли в наступившей тишине.
Гвинет больше не обращала на нее никакого внимания. Теперь она повернулась к матери, которая окаменела в кресле и пыталась скрыть свой гнев под слащавой улыбкой.
— Боже, ты же насквозь прогнила! — зашипела Гвинет. — Все устроила, замела следы преступления, когда я лежала при смерти, и мне не оставалось ничего, кроме как поверить тебе! Ненавижу!
Казалось, миссис Вилнер нисколько не тронули слова дочери, и только Элеонора была до глубины души шокирована таким обращением с родной матерью.
— Не глупи, дорогуша! — так же тихо произнесла Сандра Вилнер. — К чему вся эта дешевая мелодрама? И кроме того, зачем винить во всем меня? Ты же была не в себе, вот и пришлось мне постараться ради всех нас.
— Ты солгала мне, — хрипло сказала Гвинет.
— Почему бы и нет? Неужели ты смогла бы спокойно и счастливо жить все эти пять лет, знай ты правду?
— Я имела право знать, и только я могла решать, как поступить.
— Да ты и решила, дорогуша. Ты же согласилась со мной еще до рождения ребенка. Неужели ты полагаешь, что я могла допустить, чтобы все наши усилия пошли прахом из-за каких-то там истерических сантиментов? Или ты забыла, что несколько дней провалялась в лихорадке, так что не могла здраво рассуждать? Ты же была просто не в состоянии понять, что хорошо, а что плохо.
— Рождение малыша все изменило!
— Ну нет… Я не верю в чудесную материнскую любовь, которая просыпается в последнюю минуту, — скривилась миссис Вилнер. — Рождение ребенка ничего не могло изменить. Подобная сентиментальность не только разрушила бы твое собственное будущее, не только поставила бы нас с отцом в незавидную позицию, но вряд ли пошла бы на пользу и малышу. Так что в этом смысле ничего не изменилось. Поменялось только твое отношение. Здравый смысл перевесил все сантименты, и мне пришлось решать за тебя, да хотя бы ради тебя самой, если не ради всего остального. Я и по сей день убеждена, что поступила правильно. В конце концов, ты смогла выстроить свою жизнь заново и стать счастливой.
— Как благородно! — с горечью воскликнула Гвинет. — Но это ничего не меняет.
Она с такой нескрываемой ненавистью смотрела на мать, что большинство женщин дрогнуло бы под этим неумолимым взглядом, но только не миссис Вилнер.
— Милая моя, разве все мои действия не оправдывает тот факт, что послезавтра ты собираешься стать женой Вана Онсли? А все благодаря тому, что твое — назовем это «прошлое» — похоронено раз и навсегда! Думаешь, появление незаконнорожденного ребенка никак не повлияет на это?
Гвинет остолбенела. На какой-то миг она совсем выпустила из виду Вана. Что и говорить, она забыла обо всем на свете. Девушка закрылась руками, будто была не в состоянии взглянуть правде в лицо и пыталась отгородиться от нее.
В комнате повисла гробовая тишина. Тетя Элеонора обменялась взглядом с миссис Вилнер и проговорила:
— Ты должна признать, что мы действовали из лучших побуждений, Гвинет.
В ответ племянница лишь передернула плечами. Мысли ее неслись с бешеной скоростью. Что делать? Открыться? За два дня до свадьбы объявить, что в свое время она прижила ребенка? Поставить на карту счастье Вана, репутацию отца, да, в конце концов, свое собственное счастье? Броситься на поиски малыша? И пока несчастный отец будет объясняться с гостями и епископом, отправиться искать правду в приют, где ребенок рос и воспитывался как сирота? Просто невероятно!
Без сомнения, мать стала бы напирать именно на такие аргументы. Холодные, беспощадные, они все равно несли в себе зерно здравого смысла.
Обеденный гонг нарушил драматическое молчание.
— Что собираешься делать, Гвинет? — тихо спросила миссис Вилнер.
— Не знаю, — ответила та с тяжелым сердцем. — Просто не знаю.
— Об одном прошу: не торопись. — Голос матери прозвучал настолько резко, что стало понятно, что и ее нервы на пределе. — Не забывай, что каждое необдуманное слово может разрушить всю твою жизнь и во второй раз ее уже не склеишь.
— Постараюсь, — только и сказала Гвинет, и все трое отправились на обед.
Трапеза была ужасающей.
Ван, как и мистер Вилнер, был не в курсе происходящего, но Гвинет и тетя Элеонора оказались плохими актрисами и не смогли сыграть свою роль так же безупречно, как миссис Вилнер. Последняя, как могла, отвлекала пустой болтовней внимание Вана от не в меру молчаливой невесты.
И все же состояние Гвинет не укрылось от него, и после обеда Ван предложил ей пройтись.
Гвинет с Ваном вышли в сад, и девушка не сомневалась, что обе женщины с волнением смотрят им вслед. Без сомнения, мать думает: «Это слишком для маленькой дурочки. Сейчас она все выложит», — а тетка Элеонора считала признание свершившимся фактом и размышляла только о том, как это повлияет на ее несчастного братца.
— Что с тобой, милая? — спокойно, но требовательно спросил Ван.
— Ничего особенного, Ван.
Но он не принял этого ответа и спокойно ждал, что Гвинет скажет дальше.
— Имеешь в виду, почему я такая сердитая и молчаливая?
Ван улыбнулся:
— Нет. Почему ты такая несчастная и молчаливая?
— Тетка Элеонора расстроила меня, — призналась Гвинет.
— Неужели? Что-то определенное или…
— Да нет. Просто я недолюбливаю старуху, и, кроме того, она напоминает мне о вещах не совсем приятных.
Ван заключил ее в свои объятия, и Гвинет почувствовала себя намного лучше, прижавшись к его груди.
— И о чем же таком она напоминает тебе? О бурных школьных днях или о юношеских попытках вырваться из-под опеки родителей? — Ван явно не воспринял всерьез излияния невесты.
— Нет, она заставляет меня чувствовать себя недостойной тебя.
— Как странно с ее стороны, но еще более странно, что ты обращаешь на это внимание. Проблема только в этом?
— Но… может, она в чем-то права.