это сделал кто-то другой… Вре́зал этому козлу за все гадости, которые он совершил за годы моей работы на телике.
Подхватив тренч, вылетаю на улицу.
Усаживаюсь в свой любимый Опель и тут же, падаю на руль. Всхлипываю от обиды. Все как сговорились.
С волками жить — по-волчьи выть!
Это правило я давно осилила.
Успокоившись, подкрашиваю ресницы и губы. Очерчиваю кисточкой высокие скулы на лице. Сбрызгиваю длинную шею вкусной туалеткой. Мой внешний вид — это то, что всегда придаёт уверенности. Какая бы беспроглядность в жизни ни накрывала!
Выехав на дорогу, отвечаю на звонок Анны Ивановны.
— Да, слушаю.
— Верочка, тебе удобно говорить? Ты не перед камерой?
— Нет, Анна Ивановна, я за рулём.
— Ааа, — неуверенно отвечает соседка моих родителей. — Верочка, с мамой, по-моему, беда случилась.
— Что такое? — дрожащими руками резко паркуюсь справа и врубаю «аварийку».
— С утра слышала её стоны. Думала, может, какие процедуры делает? А они всё не проходили. А вот где-то час назад, я как раз вышла тут убраться на площадке, они прекратились. Я позвонила в квартиру, а никто не открывает.
— Разве папы нет дома? — удивляюсь, смахивая набежавшие слёзы.
— Наверное, запил опять, Верочка, — понижает голос Анна Ивановна.
Стискиваю ладонью подбородок, чтобы не разрыдаться.
— Я сейчас буду, спасибо, — всхлипываю.
На автопилоте добираюсь до родительского дома. От телестудии это совсем недалеко, да и пробок на дорогах пока немного.
Наспех закрыв машину, бегу к подъезду. Игнорирую лифт и через ступеньку взлетаю на третий этаж. Своими ключами вскрываю металлическую дверь.
— Мама, — кричу и не разуваясь просачиваюсь внутрь квартиры.
Боже.
Сколько раз я так заскакивала сюда и боялась обнаружить самое страшное…
Не счесть.
— Ма-моч-ка, — выдыхаю, когда замечаю тело на полу в гостиной.
Оседаю рядом. Морщусь.
— Ты как здесь?
— Упала, — сообщает она тихо.
— А папа где?
— К дяде Васе ушёл, ещё вчера.
Качаю головой и стискиваю зубы.
— Пойдём, моя хорошая, — просовываю руку под плечи и тяну наверх.
Поддерживая за талию, с удручающе медленной скоростью добираемся до кровати в спальне. Укладываю маму на матрас и поправляя ночную рубашку, обмираю. Кожа ледяная. Сколько она там пролежала на холодном полу? С утра? Сейчас три часа дня…
Тело бьёт мелкой дрожью, в висках молоток пульсирует.
Укрыв маму двумя одеялами, иду к комоду и проверяю блистеры с лекарствами. Считаю капсулы и заглядываю в блокнот, лежащий рядом.
Вычисляю количество дней с покупки таблеток и минусую остатки.
— Мама, — стону громко. — Ты снова не пьёшь лекарства?
— Пью, — говорит она сла́бо.
— Ну где же? — разворачиваюсь и наконец-то скидываю тренч на кресло. Закатываю рукава. — Вот смотри. Таблеток должно остаться двадцать четыре, а у тебя их ещё больше сорока. Это значит ты почти неделю пропустила.
— Я пи-ла, — отзывается она возмущённо. — Клянусь тебе.
— Если бы пила, их бы не было. Как, по-твоему, они здесь появились?!
— Ты всё неправильно считаешь.
Отбросив блистеры, хватаю телефон из сумки и выхожу из комнаты. Завернув на кухню, резко зажимаю нос и тут же захлопываю покосившуюся дверь.
По стене съезжаю на пол и ищу в телефоне нужный контакт.
— Привет, Вер, — тут же отзывается Олег.
— Привет, — смахиваю набегающие слёзы.
Вся моя жизнь — это борьба непреодолимой потребности в том, чтобы меня пожалели с отвращением к чувству жалости в целом. Такой вот парадокс, достойный философских размышлений.
— Ты плачешь? — спрашивает он обеспокоенно.
— Мама опять упала. С утра лежала на полу в пустой квартире.
— Опять забыла про таблетки?
— Да…
Олег удручённо вздыхает и продолжает:
— Вер… Мы с тобой уже разговаривали, что болезнь Паркинсона коварное заболевание. Если не принимать терапию, мышцы стремительно атрафируются и твоя мама не сможет даже головой шевелить.
— Я знаю, — отвечаю чуть резче обычного.
— Ты хотела нанять сиделку для контроля, — напоминает.
Молча вздыхаю. Две последние сиделки сбегали, как только отец напивался до поросячьего визга и устраивал кордебалеты.
— Ладно, — отчаянно бьюсь головой о стену. — Спасибо за поддержку, Олег.
— Пфф, — выговаривает он. — Ну хочешь, я приеду?
Открываю глаза и изучаю обшарпанные обои и около полусотни пустых бутылок в углу. Вдыхаю кислый запах, который разносится из кухни от пакетов с мусором.
— Не надо, Олеж. Завтра увидимся.
Всё началось около пяти лет назад.
Я тогда была на пике карьеры.
Классные репортажи, выдающиеся интервью с самыми всевозможными гостями. Вызов с главного телеканала страны пришёл неожиданно. В момент, когда об этом сообщили, я как раз завтракала на кухне своей новенькой квартиры.
На которую я заработала сама. Даже не насосала. Хотя я и это не осуждаю. Каждому своё.
В столицу я вылетела первым рейсом. Сначала собеседование с директором информационного вещания, затем с генеральным продюсером.
Эмоции зашкаливали. Хотелось всего и сразу. Денег, популярности, узнаваемости… вернуться в родной город победительницей. Самонадеянно, не правда ли?!
Предварительно одобрив мою кандидатуру, меня отпустили завершать дела и дорабатывать телесезон у себя на канале.
Так принято.
Первый огромный ком с горы под названием «Жизнь Веры Стояновой» полетел весной, перед самым окончанием сезона.
Сначала мама…
Долгое время мы не замечали её шаркающей походки и навязчивых движений головой. Сначала они были еле заметны, потом… наверное, творилось общее отрицание. Ровно до тех пор, пока в один день она не вышла в сад на даче и не упала так, что подняться самостоятельно уже не смогла.
Вердикт невролога — болезнь Паркинсона — сначала я восприняла как что-то незначительное.
Ну болезнь, ну да… Есть ведь таблетки?..
Прочитала в интернете — люди живут десятилетиями, чётко соблюдая все условия терапии.
Успокоилась.
Ибо можно спокойно покупать дорогостоящие лекарства, так как врач сказал, что качественные препараты стоят дорого, на обычную пенсию их не потянуть. При этом работать в столице, и приезжать раз в месяц навещать родителей.
Совсем скоро я искренне посмеюсь над собой и поплачу… Потому что не всё так просто. Оказалось, заболевание коварное — расшатывается нервная система. Мама стала раздражительной, началась затяжная депрессия.
Следующий удар — отец. Папа…
Проблемы с алкоголем были и раньше. Но после того как жить с мамой стало невыносимо, папа начал пить ещё больше. Таким образом, убегать от реальности, наверное.
В общем, от мечты пришлось отказаться.
И вообще, жизнь заставила сменить приоритеты.
Жалею ли я?
Когда я поняла, что мне не хватает совести ответить на этот вопрос утвердительно — обратилась к психологу.
После долгой работы над собой, я без зазрения совести могу ответить: «Да! Я жалею! Жалею так, что несколько лет подряд мне снилась новая работа, а тот
